К ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ЭТНИЧЕСКОЙ ДИНАМИКИ:
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРЕСТИЖ,
РОЛЬ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ЭЛИТ
 И ПОДКРЕПЛЕНИЕ ГАБИТУСОВ В РИТУАЛАХ

 

Н.С.Розов

 

В сборнике: Общество и этнополитика материалы Седьмой Международной научно-практической Интернет-конференции. Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, Сибирский институт управления, под научной редакцией Л. В. Савинова. 2015. С. 18-27.

 

Почему этносы появляются и исчезают, сливаются и разделяются? Геополитическая теория этнической динамики Р.Коллинза стала значительным прорывом в этой проблемной области[1]. В данной работе делается попытка уточнения и дополнения данной теории через анализ механизмов этнических изменений на микро- (индивиды, установки, габитусы), мезо- (ритуалы, группы, институты) и макро- (государства, их сила и легитимность, внешняя и внутренняя геополитика) уровнях, с привлечением ранее разработанных концептов социальной и исторической динамики[2].

Под этничностью здесь понимается тот или иной набор таких различающих признаков как: соматотип (внешность), родной язык, идентичность как чувство принадлежности некоему народу, обозначенному этнонимом, ритуалы жизненного цикла (от рождения до похорон), практики материальной культуры (одежда, еда, убранство жилища), вероисповедание, включенность в потребление и производство духовной культуры «своего народа» (фольклор, литература, искусство), а также принадлежность политической или культурной целостности (политии, государству, цивилизации).

Этнические группы объединяют поколения индивидов с единой идентичностью и сходством по тому или иному набору указанных признаков этничности. Этнические группы различаются масштабами и типами, они включают субэтносы (народности), этносы (народы, национальности), нации, расы, конфессиональные, цивилизационные и языковые общности.

Этническая динамика — это совокупность процессов генезиса и трансформации этнических групп, их слияния и распада, а также факторы, закономерности и механизмы таких изменений.

 

Феноменология этничности: основные маркеры различения

Разделим признаки, по которым определяется этничность индивида на следующие классы. В первую очередь, каждый индивид имеет индивидуальное этническое наследие:

o      соматотип (расовые признаки, цвет кожи и волос, форма лица, разрез глаз и проч.);

o      родной язык, который обычно осваивается на ранних стадиях семейного воспитания;

o      этническая идентичность (ответ себе на вопрос – кто я такой, к какому племени принадлежу?) – обычно определяется ранним семейным воспитанием, соматотипом и родным языком.

Выделим также социальные стандарты этнической группы, на основе которых в большинстве случаев «свои» отличаются от «чужих»:

o      происхождение («кровь») – принадлежат ли родители индивида той же группе;

o      говорит ли свободно и без акцента на языке группы;

o      соблюдает ли главные ритуалы жизненного цикла (например, как крестит, женится, хоронит близких),

o      как ведет себя в быту (одежда, еда, убранство жилища),

o      какую веру исповедует, кому, как и где молится, каких моральных принципов и ценностей придерживается, какие песни поет, как празднует и т. д.

На основе такого рода стандартов происходит этническое признание принадлежности индивида группе, на членство в которой он претендует, как изнутри группы, так и извне.

 

Примордиализм и конструктивизм: преодоление дилеммы

Заметим, что некоторые перечисленные элементы для индивида полностью или практически не поддаются изменению (происхождение, соматотип, родной язык), другие в той или иной мере поддаются произволу (можно поменять веру, выучить другой язык, перейти на другие ритуалы жизненного цикла, иначе стричься, одеваться и готовить еду и т.д.), третьи больше зависят от социального окружения и контекста (этническое признание извне).

Принято считать, что для этнических групп, выделенных по неотменяемым признакам адекватен примордиализм (этнос как укорененная в истории естественная органическая целостность), а по признакам, легче изменяемым, - конструктивизм (этнические группы суть результаты преднамеренных решений, практик и конвенций, навязывания идентичностей и культурных паттернов).

Р.Коллинз убедительно показал, что как только мы выходим на масштабы макро – к большим общностям и множеству поколений, к столетиям и тысячелетиям, то обнаруживается относительность примордиализма.

«Степень сходства или различия в этнических соматотипах зависит от того, насколько обособлены были популяции (breeding pools). У народов, живущих в отдаленных друг от друга частях света, скорее всего, развиваются совершенно различные соматотипы. Такие географически обособленные популяции выработали соматотипы скандинавов, кельтов, жителей Средиземноморья, коренных обитателей Центральной и Южной Африки (Sub-Saharan Africans), китайцев, айнов и всех остальных соматических вариантов человеческой расы. И наоборот, там, где популяции близки в географическом и социальном плане, соматотипы становятся более сходными. При полной социальной и территориальной близости они сливаются»[3].

Степень различия и близости в соматотипах и языках оказывается функцией от: 1) времени географической изоляции групп друг от друга, 2) уровня отчуждения и частоты межэтнических браков, 3) социального контроля, государственного принуждения относительно «чистоты крови» и «чистоты языка».

Иными словами, даже расы, языки и языковые семьи включены в этническую динамику, существенно трансформируются на протяжении большого исторического времени. При близком соседстве, низком отчуждении, частных межэтнических и межрасовых браках, малом социальном контроле и отсутствии государственного принуждения в отношении чистоты крови и чистоты языка разница в соматотипах и языках непременно сглаживается. Такие эффекты, в частности, наблюдаются в латиноамериканских странах, таких как Бразилия, Куба, Мексика.

Конструктивистская парадигма уязвима для критики в ином плане. Нельзя отрицать значимость преднамеренной государственной политики и «этнических антрепренеров» для этнических изменений: либо в сторону ассимиляции (офранцуживание, русификация, американизация, онемечивание и т.д.) или в сторону этнического отделения, этнонационализма («балканизация»). Однако ход, успехи и неудачи в каждом случае определяются не столько намерениями, сколько естественноисторическими закономерностями.

Так, преднамеренное навязывание языка, бытовых практик, канона общей истории, идентичности, даже этнонима («теперь будете называться французами» или американцами, русскими, алтайцами, хакасами) возможно, но воспринимается и приводит к желаемому результату только при наличии ряда условий. Среди этих условий отметим: ослабление, размывание прежней идентичности, привлекательность новых символов, новой принадлежности, налаженные государственные, религиозные, образовательные, военные или иные институты и практики, долго и систематически реализующие это навязывание, перспективы карьерного роста, а также положительное подкрепление (чувство комфорта) от новой идентичности в течение двух-трех и более поколений.

Таким образом, вместо дилеммы примордиализма и конструктивизма, противопоставления исконных природных этносов и произвольно придуманных, слепленных «воображаемых сообществ», мы получаем большую сферу долговременных и быстрых изменчивости этнических групп от рас и наций до малых народностей[4]. Соответствующая теория этнической динамики должна отвечать на вопросы о причинах, закономерностях и механизмах таких изменений.

 

Масштаб макро-:
государство, легитимность и геополитика

Коротко, геополитическая теория Р.Коллинза, объясняющая трансформацию этнических групп, состоит в следующем.

Люди склонны присоединяться к наиболее статусным, престижным группам. Привлекательность, легитимность доминирующей в стране этнической группы зависит от геополитического престижа государства: она растет при повышении этого престижа и падает при понижении.

Соответственно, альтернативные этнические группы, меньшинства, окраинные народности в первом случае, скорее, ассимилируются, в пределе – с образованием этнически однородной нации, а во втором случае становятся сами более привлекательными, при этом начинаются процессы этнической мобилизации, роста самосознания, культурных и политических требований, вплоть до межэтнического насилия, гражданской (национально-освободительной) войны и сепаратизма.

Чем больше геополитическое напряжение между этническими группами (в пределе – долгая и ожесточенная война), тем больше и этническое отчуждение: каждая сторона максимально отделяет себя от противника в религии, языке, бытовых практиках, при этом до минимума сокращается число смешанных браков.

Напротив, внутри одного государства, когда централизованная бюрократия устанавливает единый официальный язык, общую систему образования, социальной информации, мотивирует представителей меньшинств на присоединение к доминирующей группе с перспективами вертикальной мобильности, тем более, при общенациональной мобилизации для ведения войны, этнические группы становятся склонны к сближению, ассимиляции; при этом растет число смешанных браков, дети которых обретают идентичность доминирующей этнической группы.

Заметим, что в обоих случаях действует причинность извне-внутрь.

 

Масштаб микро-:
габитусы, этнические установки и ритуалы солидарности

Теперь от геополитики, обществ и государств перейдем к индивиду. Что означает для него (нее) иметь ту или иную этничность в общих психологических и социологических терминах? Что означает считать себя русским (немцем, французом, турком, китайцем) и думать, чувствовать, говорить, вести себя как русский (немец, француз, турок, китаец)? Лучше всего здесь подходит категория «габитус», введенная в современную социологию Пьером Бурдье[5]. Это понятие было развернуто как комплекс установок четырех типов[6]:

·       фреймы (когнитивные установки) – схемы определения и осмысления ситуация, явлений внешнего мира, подведения незнакомого под знакомое;

·       символы (ценностные установки) – всевозможные святыни, идеалы, моральные принципы, нормативные регулятивы, отделяющие должное от недолжного, доброе и обязательное от злого и запрещенного и т.д.;

·       идентичности (экзистенциальные установки) – различные самоопределения, в том числе, этнические, конфессиональные, гендерные, профессиональные, локалистские, идеологические;

·       поведенческие стереотипы (практические установки) – привычные реакции, повседневные практики и стратегии деятельности.

Несложно показать, что за исключением соматотипа (врожденных черт внешности) все остальные признаки этничности являются порождением установок указанных типов. Даже владение языком как речевое поведение раскрывается через усвоение индивидом соответствующих поведенческих стереотипов – повседневных практик слушания, говорения, понимания, думанья, чтения, писания на данном языке.

Таким образом, проблема происхождения габитуса переформулируется как проблема генезиса установок. Однако общее решение этой проблемы есть: установки рождаются, укрепляются, изменяются и разрушаются в интерактивных ритуалах[7]. Наиболее действенные ритуалы понимаются как эмоционально внушительные действа, обычно в группе, с общим фокусом внимания, синхронизированными психофизиологическими ритмами, присутствием общих символов, драматически подкрепляемыми или разрушаемыми связями солидарности и сплоченности, поклонения и подчинения, отвержения и отчуждения, презрения и ненависти.

Какие же ритуалы порождают и укрепляют этничность? Смело можно утверждать: ровно те, в которых своя этничность противопоставляется чужой. Здесь укрепляется солидарность среди тех, кто принадлежит одной группе, а также чувства отчужденности, отделенности в отношении остальных групп. Здесь же укрепляются общие картины мира (через фреймы), общие святыни и ценности (через символы), общие поведенческие стереотипы («мы ведем себя так, а они – совсем иначе»).

Устойчивость этнических групп при смене поколений (основа примордиализма) объясняется именно такими ритуалами этнической солидарности. В них каждый ведущий себя «правильно» (в соответствии с социально принимаемыми стандартами данной этничности) получает явную или неявную похвалу, одобрение (положительное подкрепление), а каждый отклоняющийся или смеющий усомниться в своей идентичности или символах получает порицание с угрозой остракизма (отрицательное подкрепление).

Лидеры этнических групп особенно сильно заинтересованы в успешности таких ритуалов, поскольку резонно (пусть и неосознанно) связывают свое лидерство и легитимность с крепостью этнических установок.

Почему же происходят изменения этничности? Суть этих изменений — разрушение, угасание прежних этнических установок и габитусов вместе с рождением и укреплением новых. Такие изменения всегда драматичны, связаны с конфликтами, скандалами, поруганием одних святынь, авторитетов и поклонением другим. Таким образом, здесь также происходят ритуальные действа, но характер их уже не поддерживающий и подкрепляющий, а разрушительный и созидающий: с заимствованием или появлением новых фреймов, символов, идентичностей, поведенческих стереотипов. Таковы ритуалы этнической трансформации.

Здесь имеет место провал, дискредитация прежних устоев и лидеров, восхищение и преклонение перед новыми силами, ценностями, а также персонифицирующими их новыми кумирами. Кроме символов (святынь, принципов, ценностей) меняются и картины мира (рефрейминг), а также идентичности, в том числе, этнические.

Последующие изменения в охватывающем контексте, новые ритуалы дают положительное подкрепление новым идентичностям и отрицательное – прежним. Уже плохо быть Савлом, а надо быть Павлом. Уже не очень приятно считаться ирландцем (немцем, поляком), а гораздо комфортнее – американцем. Отец – чуваш, мать – мордвинка, а сам – русский, и т.д.

За ритуалами следуют и социальные действия, утверждающие смену идентичности. Так иммигранты меняют свои имена и фамилии, дают детям новые имена, говорят с ними на новом языке и т.д.

Как же связать масштаб макро- с геополитикой, государствами, легитимностью групп и масштаб микро – с габитусами, установками и ритуалами?

 

Масштаб мезо-:
институты, этническая мобилизация и государственная бюрократия

Социальные институты включают структуры социальных позиций и отношений, а также правила взаимодействия, доступа к ресурсам разного рода. Взаимодействия в рамках институтов воспроизводят структуру отношений и представляют собой рутинизированные ритуалы (отдача приказов, отчеты, принятие решений, контроль за выполнением, речи и проповеди, дискуссии, переговоры и торг, поощрения и порицания).

Очевидно, что воспроизводство этничности происходит во всех главных социальных институтах: в семье, школе, армии, церкви, государственных ведомствах, а также в дружеских компаниях, соседствах, профессиональных сообществах и т.п. Но ведь и смена, трансформация этничности происходит или в рамках институциональных ритуалов или контр-ритуалов, отвергающих институциональные устои (например, мобилизация этнических меньшинств в общенациональной армии). Таким образом, институты могут как укреплять наличную этничность, так и разрушать ее, способствовать ее преобразованию. От чего это зависит?

Вероятно, главным фактором являются интересы институциональных элит и лидеров, которые в одних условиях видят укрепление своих позиций в поддержке этнических устоев, а в других – в их изменении. Условия же эти поставляет охватывающий контекст макро-масштаба: события и процессы в государстве, прежде всего, геополитические: в отношениях между центром и провинциями, между государством и другими государствами.

Лидеры и элиты институтов наиболее чувствительны и отзывчивы к силе и престижу охватывающих структур, как правило, они стремятся присоединиться к наиболее могущественным и влиятельным инстанциям. При ослаблении, упадке государственного центра интересы лидеров и элит смещаются либо к союзу с могущественными соседями (соответственно к культурному, идеологическому, экономическому, этническому сближению с ними), либо к формированию собственного центра, что нередко ведет к подъему этнического национализма и сепаратизму провинций.

Институты, в том числе, государственная бюрократия, оказывают огромное влияние на этнические установки индивидов, прежде всего, благодаря своим ресурсам: экономическим, административным, силовым, символическим. Они способны не только организовывать ритуалы укрепления установок, нужных элитам, или разрушения установок, нежелательных для элит, но также действенно поощрять сторонников и наказывать отступников, что всегда бурно и широко обсуждается опять же в ритуальных действах.

Центральная бюрократия, как правило, заинтересована в общенациональной идентичности, в ассимиляции этнических меньшинств, как минимум, в инкорпорации местных элит (последнее особенно было характерно для полиэтнических империй, таких как Российская и Австро-Венгерская империи, СССР). Однако, иногда мобилизация меньшинств одерживает верх. Здесь также решающую роль играют институты, как местные бюрократии (например, в союзных республиках конца 1980-х гг.), так и неформальные объединения на основе религии, культурного и языкового «возрождения» и т. п.

Итак, понятийный каркас общей теории этнической динамики включает взаимосвязь трех основных социальных масштабов:

·       макро- с решающей ролью геополитики, престижа могущества и изменений легитимности преобладающей этнической группы;

·       мезо- с институциональными лидерами и элитами, чувствительными к расстановке сил вовне, стремящимися укрепить свои позиции, в том числе, через поддержание или преобразование этничности подведомственного населения;

·       и, наконец, микро-, где индивиды склоняются либо к поддержанию, либо к преобразованию своей этнической идентичности, поскольку получают положительное или отрицательное подкрепление в ритуалах с фокусировкой на этническую принадлежность: «кто мы (всегда или теперь) и почему мы в лучшую сторону отличаемся от них (чужих или прежних)».

 



[1] Коллинз Р. Макроистория: очерки социологии большой длительности. М.: УРСС, 2015, гл.3.

[2] Розов Н.С. Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке. М.: РОССПЭН, 2011, гл.3.

[3] Коллинз Р. Макроистория…с.138.

[4] Ср.: «Этничность — это конструкция, составленная из сочетаний маркеров: соматотипов, языков, фамилий, напоминающих о давнишних и, вероятно, уже исчезнувших различиях между предками; маркерами являются и другие различия в культуре и образе жизни. Все они могут одновременно присутствовать в отдельных, сильно интегрированных местных общинах» [Коллинз Р. Мароистория…с.144].

 

[5] Бурдье П. Практический смысл. М. 2001.

[6] Розов Н.С. Колея и перевал…с.41-44.

[7] Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский Хронограф., 2002. Гл.1. Розов Н.С. Колея и перевал… гл.3.