Причины
долговременной значимости философских проблем (Что делает философскую проблему
великой?)
Вестник НГУ. Серия: Философия и право. Том 1. Вып.1.2003. С.5-21.
Нехорошо и
то, и другое: забывать задаваемые философией вопросы и убеждать себя, что мы
нашли бесспорные ответы на них.
Бертран Рассел
Решение
философской проблемы можно сравнить с подарком в волшебной сказке: он кажется
таким прекрасным в заколдованном замке, а при дневном свете оказывается обычным
куском железа (или чем-то в этом роде).
Людвиг Витгенштейн
Проблемы - смысловые узлы философствования
Любые
версии понимания философии, за исключением, разве что, радикального
иррационализма, не отрицают, что философия (как сфера познания и культуры) и
философствование (как главный процесс "жизни" философии и
философского "производства") имеют в качестве своей основы мышление,
причем продуктивное. Сутью продуктивного мышления, согласно
психологическим представлениям, является решение проблем [Вертгеймер,
1945/1987]. То, что философский текст следует
понимать, прежде всего, как авторский ответ на вполне определенный, хотя далеко
не всегда эксплицитно выраженный, авторский вопрос или проблему, четко и остро
обозначил Р.Коллингвуд [Коллингвуд,
1980, с.338-346]. Решение проблем в науке и в еще большей степени в философии
характеризуется тем, что каждое успешное решение не только и не столько
"закрывает" исходную проблему, сколько "открывает" веер
новых, требующих решения [Collins, 1998, p.30-33].
Действительно, при малом знании граница известного с неизвестным также мала
("все понятно" и проблем нет), тогда как большое накопленное знание
имеет гораздо более "длинную" границу или фронтьер с областью неизвестного. "Многая мудрость -
многая печаль", в том числе от соприкосновения с этой громадой
непознанного.
Вышесказанное означает, что
философствование (как продуктивное мышление, а не замаскированный бред или
жульничество) всегда движется от проблемы к проблеме, которые являются главными
узловыми точками, пунктами схождения и расхождения интеллектуальных движений.
Странно, что сами философы, гордясь и нередко похваляясь
высотой своего уровня рефлексии, весьма мало применяют эту рефлексию к самой
сути своей деятельности - к изучению характера философских проблем, причин их
значимости и "жизнеспособности", закономерностей развития, взаимопереходов, превращений и т.д. Если
не считать общих и не всегда вразумительных рассуждений о "базисной",
"социальной" или "культурной" обусловленности философской
проблематики, об "отражении" проблем эпохи, о "духе
времени" и "менталитете", то следует признать, что уровень
нашего знания о том, что делает философскую проблему значимой, весьма и весьма
скромен. В то же время он должен быть существенно
более высок, хотя бы потому, что для каждого философа и его дальнейшей
интеллектуальной судьбы, в том числе посмертной, объективно важно (осознает он
это или нет), насколько значимыми проблемами он занимается, сумел ли за свою
жизнь поставить хотя бы одну проблему, такую, над которой задумаются философы
следующих поколений. Итак, что же делает философскую проблему великой?
Сформулируем тот же вопрос более точно: какие причинные факторы, в какой взаимосвязи между собой и
каким образом обусловливают высокую долговременную значимость философских
проблем? В данной статье предложен теоретико-исторический подход к ответу на
этот вопрос; наряду с концептуальными и методологическими построениями будут
представлены результаты анализа специально отобранных философских проблем,
построена универсальная гипотеза о составе и сложной взаимосвязи причинных
факторов динамики значимости любых философских проблем в долговременной
перспективе.
Исходные понятия
В
дальнейшем изложении нас будет интересовать не вся, а только рациональная
философия, под которой здесь понимается последовательное (ответственное в
отношении тех или иных логических принципов) мышление о предельных основаниях
суждений и деяний разумных существ, а также построение с учетом этих оснований
целостных осмысленных картин мира (сравни: [Рассел,
1946/1993, с.7-8]).
Под познавательной проблемой
будем понимать осознанный и фиксированный в эксплицитной формулировке (с
возможным разнообразием версий) разрыв между имеющимся ("сущим")
уровнем знания, который фиксируется как недостаточный, и требуемым
("должным") уровнем знания о том или ином
предмете. Познавательная проблема нередко формулируется как вопрос, в
логическую структуру которого входит понятийная конструкция и указание на
искомое значение определенной переменной в рамках этой конструкции (ср. [Белнап и Стил,
1981, с.22-30].
Совмещение обеих вспомогательных
дефиниций дает определение философской проблемы - это такая познавательная
проблема, в которой предмет требуемого знания включает элементы или стороны
предельных оснований суждений и деяний разумных существ, целостных и
осмысленных картин мира. Как правило, философская проблема формулируется с
помощью общих и фундаментальных понятий, которые могут называться также
философскими категориями.
Значимость философских проблем: историческая оценка
Выделим два подхода к пониманию
значимости философской проблемы: метафизический и историко-философский.
Метафизический подход подразумевает существование некоей предвечной шкалы
значимости (величия) философских проблем. Величие проблемы в таком понимании -
это ее принадлежность к "Олимпу" - вершине идеальной лестницы
философских проблем. Ясно, что любые мерила самой этой идеальной метафизической
лестницы сами крайне проблематичны, поэтому далее будем использовать более
приземленный и позитивный исторический подход.
Данный подход к оценке значимости
проблем состоит в определении уровня популярности проблемы при смене поколений
философов. Сделаем одно из возможных уточнений понятия. Более значима та
философская проблема, которая получила большее внимание среди наиболее крупных
философов в большем числе поколений. Можно ли операционально
работать с таким понятием?
Подсчет числа поколений имеет не
принципиальные, а разве что методические трудности. Как правило, длительность
одного поколения исчисляется 25-30 годами. Для интеллектуального (в том числе
философского) поколения важно не появление первого ребенка, а появление первого
ученика; соответственно, граница сдвигается примерно к 32-35 гг. что позволяет
считать одно столетие состоящим примерно из 3-х поколений. Величину внимания к
проблеме в каждом интеллектуальном поколении можно измерить через долю
посвященных ей текстов (частей текстов), написанных представителями этого
поколения. Несложно составить и шкалу рангов: проблема вовсе
не затрагивается среди крупных философов данного поколения (0); проблема
обсуждается ими, но в качестве второстепенной и на периферии внимания (1);
проблема входит в число главных проблем их основных трудов (2).
Вероятно, у читателя вызывает
наибольшее сомнение возможность объективной оценки того, насколько является
"крупным" или "значительным" тот или иной философ. Здесь
будем использовать подход и результаты соответствующей работы, проделанной Р.Коллинзом
в фундаментальном труде "Социология философий: глобальная теория
интеллектуального изменения" [Collins, 1998,
готовится русский перевод]. Коллинз смело отождествляет значимость философа
(соответственно, его вклада в философию) с долей внимания, которая уделяется
ему в последующих поколениях философов [Ibid,
p.54-79]. Иными словами, значимость философа в таком подходе есть его репутация
в интеллектуальных сетях, имеющих длительную (многопоколенную)
протяженность. Операциональным измерителем значимости философов, живших 3-4 и более поколений
назад, выступают усредненные доли внимания (текстовые объемы) в
историко-философских компендиумах разных периодов (к примеру, для греческой
традиции были использованы работы от Секста Эмпирика и Диогена Лаэртского до компендиумов 1980-1990-х гг., всего 14
основных и 11 дополнительных историко-философских трудов; для китайской
традиции - 10 основных и 16 дополнительных [Ibid,
p.950]).
На этой основе Коллинзом
установлены соответствующие ранжировки для 333
философов древнегреческой-эллинистической
традиции (среди них выделено 28 крупных - 8 доминирующих и 20 выдающихся) и 442
философов китайской традиции (25 крупных - 9 доминирующих и 16 выдающихся). Коллинз таким образом поясняетсвой
подход: "Я ранжировал философов Китая и Греции на основе того, сколько
страниц им посвящено в разных историях философии. Мои рейтинги основываются на
объединениях рейтингов из всех источников. Читатель свободен
передвинуть границы между рангами и провести повторный анализ; я сомневаюсь, что
это существенно изменит нашу картину структурных паттернов в данных сетях [Ibid, p. 58-59]... Мой метод
усредняет репутации из нескольких периодов при использовании доброжелательных
порогов, так что персоны с выдающимися (major)
репутациями в течение длительных периодов времени считаются
по крайней мере второстепенными (secondary) в общей
схеме"[Ibid, p.951].
Между прочим, значимость поздних
философов, живших не ранее 3-4 поколений назад, в том числе наших современников
и нас с вами, согласно этому подходу, еще не установилась, и о ней можно будет
судить соответственно через 3-5 поколений (т.е. примерно через 100-150 лет
после смерти рассматриваемого философа; см. в той же работе более детально об
обосновании подхода, об изменении интеллектуальных репутаций в течение времени,
о границах этого изменения и т.д.[Ibid, p.58-61]).
Итак, долговременная значимость
философских проблем, в принципе, измерима через долю внимания, уделенную им
наиболее крупными философами в том или ином числе поколений. Развивая подход
Коллинза, можно утверждать, что именно число поколений является главной
переменной в полученном сложном понятии. При этом, философские проблемы,
"живущие" одинаковое число поколений, могут ранжироваться между собой
по доле внимания и/или значимости обсуждающих их философов (см.выше).
Измеримость объясняемой
переменной (экспланандума) открывает путь для
выявления причинных факторов, обуславливающих динамику изменения значимости
философских проблем во времени. Для решения подобных задач в современной науке
есть соответствующий подход.
Подход теоретической истории
Теоретическая
история является научной дисциплиной, направленной на изучение закономерностей,
результатов и направленности качественно-количественных изменений в истории
(зарождения, роста и развития, упадка, распада, трансформации человеческих
сообществ, их частей и сторон) путем заимствования из других наук, синтеза,
разработки и проверки гипотез, моделей и теорий, через сопоставление их с
данными традиционной эмпирической истории [Берталанфи,
1969; Jones, 1976; Время мира, 1998; Розов, 1992, 1995, 1999].
В отечественной традиции еще со
времен Л.С.Выготского принято уделять большое
внимание социально-историческому характеру человеческого мышления. Так, В.А.Лекторский прямо указывает на существование соответствующих
социальных законов. "Социально-исторический характер познавательного
процесса, его коллективность выражаются не только в том, что этот процесс
осуществляется множеством взаимодействующих между собой индивидов. Само это
взаимодействие предполагает существование особых, специфических законов
коллективного процесса развития знания, законов, отличных от тех, которые
характеризуют индивидуальное познание [Лекторский,
1980, с.279-280]. Данная работа как раз и являет собой попытку выявления такого
рода законов, обусловливающих долговременные изменения значимости философских
проблем.
Динамика значимости философских
проблем на протяжении многих философских поколений как предмет исследования
явно относится к качественно-количественным изменениям в истории. Предметом
изучения являются здесь не сами философские проблемы, соответствующие
предельные основания, категории, картины мира и т.д., но исторические
закономерности изменения значимости этих философских проблем. Ключевую роль
должна сыграть именно теоретическая история как наука, поскольку нас интересует
не частное объяснение высокой значимости некоторой проблемы для некоторого
философа, философской школы или эпохи (с этим вполне справляется традиционная
история философии), но универсальный закон в смысле Гемпеля
[Гемпель,1942/1998], объясняющий изменения этой динамики в большом историческом
времени.
Этапы и процедуры систематического изучения динамики значимости философских проблем
Подход теоретической истории
может быть применен в двух вариантах: как основательная систематическая
"осада" и как предварительное эскизное исследование - своего рода
"кавалерийский наскок". Систематическое изучение
предполагает наличие ресурсов для большого монографического исследования (или
серии исследований)) и включает следующие основные этапы (Э1-10) в приложении к
поставленной научной проблеме:
Э1.
Составление максимально полного перечня философских проблем, уточнение и синтез
параметров их значимости - объясняемой переменной или переменной-экспланандума.
Э2.
Определение значимости каждой проблемы (включая прямые вычисления тестового
объема, количества упоминаний, методы контент-анализа
и т.д.); выбор совокупностей наиболее значимых и долговременных проблем
(позитивные случаи) и проблем, значимость которых быстро сошла
на нет (негативные случаи).
Э3. Сбор и обобщение всех
имеющихся концепций относительно факторов изменения значимости философских
проблем; реконструкция соответствующих факторов (объясняющих переменных или переменных-экспланансов).
Э4.
Сопоставление позитивных и негативных случаев в разных комбинациях с переменными-экспланансами, применение методов анализа
причинных связей Бэкона-Милля: метода сходства, метода различия, объединенного
метода сходства и различия; применение аппарата булевой алгебры в трактовке Ч.Рэгина [Ragin, 1987] и других
логических средств анализа причинности.
Э5. Содержательный анализ
отдельных случаев в свете результатов сопоставления, отбор релевантных
переменных, построение объектной модели (взаимодействие основных социальных,
культурных, психологических компонентов, дающее ту или иную значимость
философской проблемы); построение факторной модели (контуры положительных и
отрицательных связей между экспланансами и экспланандумом); формулирование универсальной качественной
гипотезы на основе этих моделей.
Э6.
Выявление, анализ и преодоление аномалий - случаев судеб философских проблем,
которые "ведут себя" не так, как предсказывает гипотеза; уточнение
понятий и логики гипотезы.
Э7. Шкалирование переменных, построение количественного
варианта универсальной гипотезы.
Э7.
Сопоставление количественной гипотезы с более широкой совокупностью случаев -
судеб философских проблем; применение метода сопутствующих изменений;
выявление, анализ и преодоление количественных аномалий.
Э9.
Построение теории, объясняющей и предсказывающей динамику значимости
философских проблем.
Э10. Разработка и решение типовых
задач на основе данной теории; опыт предсказания значимости философских
проблем; опыт "теоретически обоснованного" формулирования новых
философских проблем, а также необходимых и достаточных условий достижения ими
особо высокой значимости ("величия").
Каждый из этих этапов включает
множество подчиненных процедур. Некоторые этапы и процедуры связаны контурами
итеративных циклов. Как видим, это самостоятельная и весьма сложная технология.
Для ее реализации нужны значительные ресурсы: временные и информационные,
наличие квалифицированного исследовательского и вспомогательного персонала и
т.п. Таких ресурсов у автора нет, поэтому оставим выполнение и лавры такого
систематического исследования представителям более молодых поколений, а здесь
применим вторую стратегию - "кавалерийский наскок" или нестрогое,
эскизное, предварительное исследование. Оно будет включать упрощенные варианты
процедур из этапов Э2, Э4 и Э5. Большой достоверности,
глубины и полноты результатов от "наскока" ожидать не приходится.
Задача ставится гораздо более скромная - высветить хотя бы первые ориентиры в
освоении данной тематики, а также, вероятно, сделать первые грубые ошибки,
чтобы последующим более основательным исследователям было от чего отталкиваться
и что преодолевать.
"Проклятые вопросы философии" как позитивные случаи
На основе собственной (к
сожалению, далеко не такой широкой, как хотелось бы) философской эрудиции и
просмотра основных отечественных справочников автором этих строк выделены
следующие проблемы, которые, как представляется, входят в ряд наиболее значимых
(великих) в историко-философском смысле проблем европейской мыслительной
традиции. Это те самые "проклятые вопросы философии", над которыми
бились многие поколения выдающихся умов, результатом чего было не решение этих
проблем, а все новые возвраты к ним философов последующих поколений.
Далее проблемы будем называть
"позитивными случаями", поскольку они все характеризуются высокими
положительными значениями переменной-экспланандума -
долговременной значимости в историко-философском смысле.
Непростым вопросом является выбор
названия и формулировки каждой проблемы. Лишь в очень немногих случаях названия
и формулировки проблем становятся устойчивыми в поклениях,
"классическими" (проблема свободы воли, проблема теодицеи).
Большинство же великих проблем называются и формулируются по-разному, каждый
раз в терминах конкретной философской эпохи, традиции, школы. Тем не менее
признание проблемы великой, то есть сохраняющей высокую значимость на
протяжении многих философских поколений, предполагает наличие в ней смыслового
инварианта, того самого разрыва между сущим и должным знанием относительно
фундаментальных оснований суждений и деяний (см.
данные выше определения). Именно наличие такого смыслового инварианта дает
право реконструировать эту внутреннюю структуру и давать формулировки в более
или менее современных философских понятиях и категориях.
К сожалению, далеко не в каждом
случае удается выявить достоверный первоисточник и авторство проблемы. Типичным
случаем является первоначальный веер довольно смутных "намеков на
проблематику", который через цепь уточнений лишь довольно поздно
преобразуется в точно и ясно сформулированную и названную проблему. Поэтому
данные ниже имена лишь весьма условно указывают на авторство великой
философской проблемы, скорее их нужно воспринимать как
указатели на философское поколение и традицию, где впервые усматривается
зародыш данной проблематики.
Итак, в качестве наиболее ярких и показательных для теоретико-исторического анализа
были выбраны следующие "великие проблемы" (ВП1-8) или
"позитивные случаи":
ВП1.
Проблема смысла и идеала человеческой жизни. В чем состоит смысл
жизни и каков идеал - должная цель, принцип, главная
добродетель - жизни человека, с точки зрения философской мудрости? (Фалес,
Пифагор и Гераклит). Известные греческие идеалы меры, согласия с логосом, эвдемонии, наслаждения, евтюмии,
доблести, разумения, золотой середины, атараксии, долга и т.д. являются
альтернативными решениями этой центральной этико-философской проблемы.
ВП2.
Проблема соотношения материального и идеального, бытия и мышления, чувственного
и духовного, тела и души. Т.н. "основной вопрос философии":
какой полюс в такого рода дилеммах первичен в онтологическом, генетическом,
причинном отношении? (Платон в "Тимее",
Лукреций.)
ВП3. Проблема личности и
общества. Чьи интересы, потребности и права должны считаться приоритетными -
личности или общества? (Демокрит, Протагор и Гиппий).
ВП4.
Проблема свободы воли. Есть ли свобода воли? Если да, то как ее совместить со всеобщностью принципа причинности? Если нет, то как ее отсутствие совместить с очевидным опытом
свободного воления? (Демокрит,
Платон, Эпикур и стоики.)
ВП5. Проблема универсалий. Как
существует общее - до вещей, в вещах, в уме и понятиях, в именах? (Парменид, Платон, Аристотель, в явном
виде: Порфирий).
ВП6. Проблема
теодицеи. Если Бог всеблаг и всемогущ, то почему в мире существует зло? (Стоики: Клеанф и Хрисипп, а также Плутарх; название
проблемы - впервые у Лейбница).
ВП7.
Проблема обоснования знания и источника познания. Откуда человек черпает знания прежде всего: из чувственного опыта, разума,
интуиции? На каком основании можно считать полученное знание достоверным? (Парменид, Платон в "Теэтете".)
ВП7.
Проблема смысла истории. Имеет ли человеческая история смысл? Если да, то в чем
он состоит? Если нет, то как совместить общую бессмысленность истории со признанием смысла у частных исторических явлений?
(Августин).
"Проблемы-неудачницы" как негативные случаи
Метод теоретической истории
предполагает анализ не только позитивных, но также негативных случаев - тех, в
которых значения экспланандума принимают крайне
низкие значения. Выбор таких философских проблем гораздо более труден. Если
взять проблемы, неизвестные вообще никому, кроме авторов, то теряется
минимальная общая платформа для сравнения. Остановимся на следующем варианте.
Выберем те философские проблемы, которые были в свое время широко известны,
обсуждались значительными философами, то есть имели сходные шансы на внимание
последующих поколений в сравнении с "великими проблемами", но по
каким-то причинам не выдержали конкуренции и остались по преимуществу
принадлежностью своего времени. Следует оговориться, что в связи с постоянным и
даже возрастающим интересом философии к своему прошлому, практически все темы и
проблемы, занимавшие значимых философов получили тот
или иной отклик в трудах их отдаленных последователей или оппонентов. Вместе с
тем рискну утверждать, что уровень собственно философского внимания к проблемам
последующего списка намного ниже, чем уровень внимания к "проклятым
вопросам" или "великим проблемам" философии. Даже если так
называемым "проблемам-неудачницам" уделялось в некоторые последующие
эпохи относительно большое внимание, то оно преимущественно носило характер
комментариев и историко-философского анализа, а не собственно новых
самостоятельных попыток философского решения. При подборе негативных случаев
также учитывались критерии формального сходства с позитивными случаями по
признакам значительности автора или известного первого толкователя проблемы,
принадлежности к той или иной сфере философии, происхождению в той или иной
исторической эпохе и т.д. Итак, приведем полученный список проблем-неудачниц
(ПН1-7) или "негативных случаев".
ПН1.
Проблема наилучшего смешения человеческих качеств. Как лучшим образом смешать в
человеке качества удовольствия и разумения? (Платон в "Филебе".)
ПН2.
Проблема подбора сословий. Каков должен быть правильный состав сословий в
государстве? (Платон в "Государстве".)
ПН3. Проблема идеальных иерархий.
Сколько и каких слоев идеальных сфер (Бог, Единое,
Разум, Душа, идеи и т.п.) существуют в мироздании? (Плотин, Псевдо-Дионисий.)
ПН4.
Проблема предопределения, воли и благодати. От чьей воли и деяний зависит
благодать? Либо это чисто божественное предопределение и от человеческой воли
никак не зависит, либо благой жизнью можно обеспечить себе спасение? (Августин
и Пелагий.)
ПН5. Проблема рациональности и
познаваемости божественной воли. Либо воля Творца разумна, следовательно,
подчинена некоторым законам, не полностью свободна и познаваема низшим
человеческим разумом; либо же она полностью свободна, тогда она не подчинена
никаким законам, не поддается рациональному познанию, но тогда ее не отличить
от бессмысленного произвола или хаоса. (Августин и Аверроэс.)
ПН6. Проблема времени творения (Были ли мир и человек сотворены одномоментно? Если да, то
что было до этого и как это совместить с доктриной о неизменности Бога? Если
нет, то как вневременность или вечность творения
совместить с библейским догматом единократного
творения мира и человека? Августин).
ПН7.
Проблема применения причинности к вещи-в-себе. Либо вещи-в-себе (в современных переводах
- вещи сами по себе) вызывают представления в опыте, т.е. причинно
обусловливают его, находясь в своем пространстве и времени, которые уже не
могут считаться лишь априорными формами, либо вещи-в-себе,
в принципе, отделены от опыта, причинно не влияют на него, тогда о них вообще
ничего нельзя сказать, в том числе, существуют ли они вообще или нет
(полемика Ф.Якоби и И.Канта, см.[Якоби, 1786/1914]).
Переменные-экспланансы - гипотетические факторы значимости философских проблем
Составление списка таких
переменных - самостоятельная большая и сложная задача (см.
этап Э3 теоретико-исторического метода). В настоящем эскизном исследовании без
специальных обоснований и изложения принципов отбора рассмотрим следующие переменные-экспланансы или факторы (Ф1-8).
Ф1.
Философская значительность автора или главного источника сведений о проблеме
(фактор авторитета).
Ф2.
Приоритетность проблемы у обсуждавших ее значимых философов первых двух
поколений со времени появления проблемы (фактор инерции приоритета).
Ф3. Уровень близости более общим
известным архетипам данной (здесь - европейской) культурной традиции (фактор
локального архетипа или принцип Шпенглера).
Ф4.
Уровень соответствия проблемы кругу "вечных и универсальных" проблем
для всех основных философских традиций (фактор универсальности или принцип
Ясперса).
Ф5. Способность проблемы служить
"полем битвы" конкурирующих философских школ, выраженная в количестве
противостоящих философских позиций по проблеме и ее близости к центру внимания
противостоящих узлов интеллектуальных сетей (фактор конфликтного потенциала или
принцип Коллинза). Ф6. Сочетание простой формулировки
с отсутствием убедительного решения (фактор Ферма). Ф7.
Величина места проблемы в культурном капитале, передаваемом новым поколениям
философов (фактор межпоколенной трансляции). Ф7. Внимание к философской проблеме как ответ на вызов со
стороны чреватых кризисами (кризисогенных)
противоречий между основаниями человеческих практик, опытов и режимов высокой
значимости (фактор режимного противоречия как вызова).
Результаты эскизного исследования Не буду утруждать читателя подробностями анализа указанных
15 проблем по 8 факторам - переменным-экспланансам.
Преимущественно использовался объединенный метод сходства и различия, то есть
выделялись сходства по всем 8 позитивным случаям, сходства - по всем 7
негативным случаям и сопоставлялись между собой. Для некоторых пар позитивных и
негативных случаев со сходным авторством и тематикой использовался также
(весьма нестрого) метод единственного различия.
Результаты, как и следовало
ожидать, далеки от ясности. Тем не менее, некоторые предварительные выводы
можно сделать. Рассмотрим выбранные переменные-экспланансы по порядку.
Ф1.
Фактор авторитета (философская значительность автора или главного источника
сведений о проблеме) не может считаться сильным, тем более определяющим, для
значимости проблемы в историко-философском смысле. Действительно, из 7
проблем-неудачниц одна принадлежит философу первой величины (Платону),
большинство остальных принадлежат весьма крупным и известным мыслителям (Демокрит, Парменид, Плотин,
Августин).
Ф2.
Фактор инерции приоритетности (степень внимания, уделенного проблеме
обсуждавшими ее значимыми философами первых двух поколений). Строгий подход к
анализу этого фактора предполагает операциональное
уточнение приоритетности. Это может быть сделано, например, через относительную доли величины соответствующих текстов из всего
сохранившегося наследия каждого значимого философа, причем "планка"
значимости также должна быть определена, например, на основе исследования
Р.Коллинза [Collins, 1998, p.54-79]. Такое объемное
исследование мною не проводилось. Предварительная оценка, по меньшей мере, не
позволяет считать, что приоритетность "проблем-неудачниц" была в
трудах первых двух поколений значимых философов существенно ниже, чем
приоритетность "великих проблем". Более того, приоритетность таких
проблем как проблема идеальной иерархии, проблема предопределения
представляется даже первоначально большей, чем приоритетность таких
"великих проблем" как проблема свободы воли, проблема универсалий,
проблема обоснования знания и проблема смысла истории. Последний тезис
нуждается в эмпирической проверке, но весьма сомнительно, что удастся доказать
первоначальную приоритетность "великих проблем" над
"проблемами-неудачницами".
Ф3. Фактор локального архетипа
или принцип Шпенглера (уровень соответствия более общим известным архетипам
данной, здесь - европейской, культурной традиции). Для строгого подхода к
решению данного вопроса требовались бы автономно составленный список архетипов
(в нашем случае - задающих ядро европейской культуры) и операциональная
меры соответствия проблем архетипам. Тогда уровень близости "великих
проблем" к архетипам вместе с дальностью от них
"проблем-неудачниц" указывали бы на большую причинную силу данного
фактора. Увы, несмотря на море глубокомысленной литературы о европейской
культуре, требуемых познавательных средств пока нет. В работе были использованы
достаточно хорошо обоснованные положения книги Гресса
с ироничным названием "From Plato
to NATO" [Gress,
1998], а также чужие и собственные разработки в области концептуального
аппарата культурологии, анализа европейской этики и ценностей различных
цивилизаций [Kutschera, 1991; Elias,
1978-1982; Розов, 1992, 1998, 1999]. В качестве измерительной шкалы
использовались следующие ступени: 2 - большая близость (в проблеме прямо указываются
культурные архетипы, например, базовые идеи и ценности, которые служат ядерными
образцами для функционирования и развития данной культуры на большей части
времени ее жизни); 1 - слабая близость (проблема косвенно указывает на такие
архетипы, но смысловая связь здесь существенно больше, чем между данной
проблемой и списком архетипов какой-либо иной культуры); 0 - нет близости
(связь между проблемой и списком архетипов данной культуры либо вовсе
отсутствует, либо не больше, чем со списком архетипов любой иной культуры).
Предварительный анализ дал
следующие результаты. Почти все "великие проблемы" показали сильную
связь с архетипами европейской культуры. Исключением можно
считать только проблему смысла и идеала человеческой жизни, поскольку она никак
не менее близка архетипам иных культур (к примеру, китайской, индийской,
буддийской, арабской), пусть даже и выражена там в иных терминах. По
"проблемам-неудачницам" результат оказался неоднозначный. Если
проблема рациональности божественной воли и проблема предопределения прямо
связаны с христианской догматической традицией, то остальные проблемы не
показывают даже слабой (но специфической) связи с европейскими архетипами.
Действительно, те или иные варианты небесных иерархий, определения оптимального
состава сословий (каст, классов) в обществе представлены во многих культурных
традициях. Проблемы смешения удовольствий и разумения, однократности-вечности
творения, причинности вещей-в-себе, напротив,
настолько специфичны, что имеют весьма отдаленную связь даже с европейскими
архетипами, вряд ли намного более тесную, чем с архетипами иных традиций.
Вердикт, выносимый на основе этих
результатов, весьма прост: сильная связь проблемы с местными культурными
архетипами - необходимый фактор для того, чтобы она стала великой в данной
традиции, но фактор отнюдь не достаточный. Принцип Шпенглера работает, хоть и
не в полную силу.
Ф4.
Фактор универсальности или принцип Ясперса (уровень соответствия проблемы кругу
"вечных и универсальных" проблем для всех основных философских
традиций). Квалифицированное суждение по данному пункту нуждается в широчайшей
эрудиции во всем огромном объеме основных традиций мировой философии. Заменой
такой эрудиции могли бы стать достаточно полные и толковые справочники, но
нужно с сожалением признать, что наша отечественная литература не дает
возможности решать подобные вопросы. Если китайская и
индийская традиции более или менее полно представлены, например, в 5-томной
"Философской энциклопедии" (1960-1970), то гораздо хуже дело обстоит с
арабской, иудейской, японской, буддийской и многими другими традициями.
Наибольший интерес представили бы
систематические таблицы соответствий, сходных и различных элементов в
философской тематике основных культурных традиций. Тогда общими
("осевыми" по Ясперсу) архетипами стали бы темы, проходящие сквозь
все или значительное большинство традиций. Увы, таких данных в систематическом
виде найти не удалось. Для суждений об общих архетипах
основным материалом послужил двухтомник "Мифы народов мира" (1980), где
в обобщающих статьях о мифах рождения, судьбы, смерти, умирающем и воскресающем
боге (и звере), о мифическом времени, космогонии и антропогонии,
духах и демонах, обрядах есть достаточно полная информация именно о сквозных,
осевых мотивах, темах, соответственно, архетипах различных культур.
Шкала близости проблемы к общим осевым архетипам почти зеркально повторяет
предыдущую шкалу: 2 - большая близость (в проблеме прямо указываются общие
осевые архетипы); 1 - слабая близость (проблема косвенно указывает на общие
осевые архетипы, но смысловая связь здесь существенно больше, чем между данной
проблемой и списком архетипов какой-либо отдельной культуры); 0 - нет близости
(связь между проблемой и списком осевых архетипов либо вовсе отсутствует, либо
не больше, чем со списком архетипов любой отдельной культуры).
Предварительные результаты по
общим осевым архетипам, как и следовало ожидать, во многом являются контрарными
по отношению к результатам по локально-цивилизационным
архетипам. Среди "великих проблем" только проблема идеала
человеческой жизни представляется сильно соответствующей осевому архетипу
(идеал мудреца или совершенномудрого, идеал благой,
праведной или счастливой жизни). С некоторыми оговорками проблема
приоритетности личности (личных интересов) и общества (обычаев, законов,
государства), также может считаться трансцивилизационной.
Остальные рассмотренные "великие проблемы" европейской философской
традиции (бытие и сознание, универсалии, теодицея, свобода воли, основания и
источники познания, смысл истории) представляются имеющими цивилизационно-локальный,
никак не общечеловеческий статус.
Среди негативных случаев только
проблема идеальных иерархий и творения мира и человека могут реально
претендовать на соответствие неким общим осевым архетипам (миры или слои
реальности, космогония и антропогония). Связей с
такими архетипами у остальных рассмотренных "проблем-неудачниц" не
обнаружено.
Сразу возникает законный вопрос:
есть ли вообще философские проблемы, которые соответствуют универсальным осевым
архетипам? Сюда явно относятся: проблема судьбы, проблема
смерти, проблема отношения между здешним и иным миром, проблема отношения между
Богом (божественным, священным) и человеком (человеческим, профанным)
и т.д. Нельзя сказать, что эти проблемы незначимы в философии, но
интеллектуальное внимание по отношению к ним существенно меньше, чем по
отношению к любой из рассмотренных "великих проблем".
Все это говорит о том, что
соответствие общим осевым архетипам не является ни необходимым, ни достаточным
фактором значимости философских проблем. Принцип Ясперса следует признать
скорее нерелевантным, чем релевантным в нашей задаче объяснения.
Ф5. Фактор конфликтного
потенциала или принцип Коллинза (способность проблемы служить "полем
битвы" конкурирующих философских школ). Уровень конфликтного потенциала
явно сильно коррелирует со значимостью, но для корректного суждения нужно
задать способ его измерения вне зависимости от значимости проблемы. Предложим следующую шкалу: 2 - высокий уровень (в каждом поколении,
когда обсуждалась данная проблема, известны получившие большую огласку споры
между ведущими представителями основных философских школ именно по данной
проблеме); 1 - средний уровень (в каждом поколении, когда обсуждалась данная
проблема, имели место малоизвестные споры между любыми представителями
существующих философских школ по данной проблеме); 0 - низкий уровень
(обсуждение проблемы известно в каждом поколении только в текстах одного
философа или узкой группы единомышленников, ни о каких дебатах по данной
проблеме в это время не известно).
Как и следовало ожидать в
соответствии с теорией интеллектуальных сетей Р.Коллинза, почти все
рассмотренные великие проблемы имеют большой конфликтный потенциал. Особенно
широко известны споры сократических школ, позже - стоиков, эпикурейцев и
неоплатоников о смысле, главном благе человеческой жизни и мудрой линии
поведения. Позже, особенно начиная с эпохи Возрождения
практически вся история этических споров возвращается вновь и вновь к
данной проблеме.
Острота, интенсивность и
продолжительность европейских дебатов по проблеме первичности материального или
духовного, по проблеме обоснования и источников познания в комментариях не
нуждаются.
Знаменитая проблема универсалий,
идущая от Парменида и Платона, явно сформулированная
Порфирием, пронизывает всю схоластику, позже переходит в спор о категориях,
наконец, со времени Кантора и до сих пор составляет суть дебатов в философии
математики, в онтологии, даже в социальной философии и социологии (споры о
сущности общества как целого).
То же можно сказать о проблеме
личности и общества (индивидуализм-либерализм versus
этатизм-социализм), о проблеме свободы воли (детерминизм-механицизм-материализм
versus волюнтаризм-субъективизм-идеализм), о смысле
истории (столкновения между деизмом и пантеизмом в рамках религиозной
философии, затем споры Просвещения, романтизма, эволюционизма, географического,
экономического, расового и прочего детерминизма и т.д.). Не очень ясной
представляется история споров вокруг проблемы теодицеи. Известно, однако, что с
особой остротой этот вопрос встал во времена апологетики и патристики, когда
было особенно актуально оправдывать христианского Бога перед лицом мирового
зла. Наличие "аргументации от свободы" и от "космической
полноты" также указывает на серьезные дебаты в этой области. Лейбниц,
который предложил сам термин теодицеи, написал свой одноименный труд прямо в
полемических целях против Пьера Бейля, а сам был
высмеян за свою теодицею Вольтером. Напротив, "проблемы-неудачницы"
явно меньше преуспели в возбуждении споров между философами. Серьезным
конфликтным потенциалом располагала только проблема предопределения (долгий
спор между августинианцами и пелагианами).
По остальным проблемам, если и вспыхивали споры в одном поколении, то они не
были поддержаны значительными философами в последующих поколениях.
Итак, принцип Коллинза работает.
Способность проблемы порождать споры между философскими школами прямо и сильно
способствует ее долговременной значимости.
Ф6.
Фактор Ферма (сочетание простой формулировки с отсутствием убедительного
решения). Как известно, нет ничего более неясного, чем идея ясности. Подобным
же образом, свойство простоты на поверку оказывается вовсе не простым.
Попробуем все же разобраться, какие формулировки проблем, вопросов или положений
представляются нам простыми. Прежде всего, это те, которые мы легко и быстро,
без затруднений понимаем. А какие формулировки мы понимаем наиболее легко и
быстро? Очевидно, те, термины, понятия и мыслительные схемы которых нам
привычны и хорошо известны. Если они нам привычны и хорошо известны, то значит в нашем мышлении есть соответствующие структуры
(опять же термины, понятия и схемы, но уже как психологические реалии), которые
часто используются для понимания и оперирования другими формулировками, но с
теми же терминами, понятиями и схемами. Итак, за невинным свойством простоты
проблемной формулировки стоит целая система соответствий ее элементов и
логических связей элементам и логическим связям понимающего мышления. В плане
культурологии такой вывод вполне ожидаем и даже очевиден. Действительно, почему
буддийский текст темен для нас, но прост и ясен для буддиста? Конечно же потому, что в нашем мышлении просто нет вообще, либо нет
столь часто употребляемых в том же смысле понятий и логических схем, которыми
обладает человек, воспитанный в буддийской культуре. Теперь разберемся, что
означает "отсутствие убедительного решения проблемы". Всякое
убедительное решение (либо убедительное доказательство его отсутствия)
"закрывает" проблему на настолько долгое время, насколько оно
остается убедительным. К ее решению не возвращаются, потому что она считается
решенной (или принципиально не имеющей решения). При отсутствии убедительного
решения к проблеме могут обращаться все с новыми и новыми попытками ее решить.
Что же делает некое решение убедительным? По-видимому, это ни
что иное, как соответствие решения определенным предзаданным
критериям и стандартам решения подобных проблем - тем явным или имплицитным
нормам, выполнение которых свидетельствует о том, решена проблема или нет.
Как видим, принцип Ферма
указывает одновременно на определенное соответствие (простота как мерило
адекватности понятий и схем понимающего мышления понятиям и схемам
формулировки) и на определенное несоответствие (отсутствие убедительного
решения как неадекватность предлагаемых решений текущим интеллектуальным
стандартам). Проверим верность такого толкования на самой "Великой"
теореме Ферма (между прочим, как ни странно, решенной в 1994-1995 гг., см.[Singh, 1997] ). Простота ее
формулировки поразительна. Утверждается, что уравнение (называемое диафантовым)
xn + yn = zn
где n -
целое число, большее двух, не имеет решений в целых положительных числах.
Проблема же заключается в доказательстве теоремы не для частных значений n, а в общем случае. Все термины, понятия и логические
схемы утверждения теоремы хорошо известны еще из курса школьной математики.
Задачки с гораздо более сложными (по виду!) уравнениями привычно решать на
контрольных и на вступительных экзаменах. В реальности же данная теорема, не
случайно названная "большой" или "великой", весьма долго
(более 300 лет) не получала убедительного для математиков решения, такого,
которое отвечало бы их стандартам "доказательства в общем случае".
Предложим следующий
систематический способ выявления причинной силы фактора Ферма. Фактор имеет тем
большую выраженность, чем проще формулировка проблемы и чем менее убедительны
ее предлагаемые решения. Иначе говоря, значения по фактору Ферма тем выше, чем
больше известны каждому поколению философов термины, понятия и логические схемы
формулировки проблемы и чем дальше отстоят предлагаемые ее решения от имевшихся
стандартов решения философских проблем. Дополнительная трудность состоит в том,
что стандарты философского решения меняются гораздо более быстро и существенно,
чем стандарты математического решения. Действительно, математические теоремы,
если уж доказаны, то, как правило, доказаны навсегда. Уже в логике это не
совсем так, поскольку здесь уже оказывается существенной смена логических систем
и критериев доказательства. Тем более зыбкими являются все чисто
философские доказательства, достаточно вспомнить о драматической истории
доказательств бытия Божия. Это означает, что в некотором смысле все философские
решения философских проблем не особенно убедительны, что требует повышения
"планки" для выделения таких решений, которые неубедительны в
наибольшей степени. Поэтому будем считать философские проблемы, решения которых
не удовлетворяют не только меняющимся со временем, но даже наличным, текущим стандартам,
проблемами с особо высокими значениями по фактору Ферма.
Таким образом, процедура
"измерения" данного фактора состоит в следующем. Для каждой проблемы
(например, из нашего списка 8 "великих" и 7 "неудачниц") составляется
цепь исторических формулировок. В каждой из этих формулировок выделяются все
термины, понятия и логические схемы. На основе изучения философских текстов
тех, кто обсуждал каждую проблему и их современников, выясняется, насколько
знакомы и привычны были элементы формулировки тогдашним интеллектуалам по
сравнению с другими обсуждавшимися проблемами. Измерительная
шкала может иметь такой вид: 2 - формулировка очень проста (термины, понятия и
логические схемы, которые в ней использованы, встречаются в текстах гораздо
чаще, чем термины, понятия и логические схемы других обсуждавшихся в то время
философских проблем); 1 - формулировка умеренно проста (элементы формулировки
встречаются в текстах не чаще, но и не реже, чем элементы формулировок других проблем
того времени); 0 - формулировка сложна (ее элементы встречаются в
текстах того времени существенно реже, чем элементы формулировок других
проблем). Сама философская проблема будет считаться тем более простой по своей
форме, чем более просты ее частные исторические формулировки.
Сложнее обстоит дело с
убедительностью решений. Здесь измерение фактора предполагает, ни много ни
мало, реконструкцию стандартов обоснованности философского решения для каждой
творческой эпохи, что является самостоятельной и весьма нетривиальной
исследовательской задачей. Поступим здесь проще, грубее и примем следующую
шкалу: 2 - полное отсутствие убедительных решений (либо все признают, что
решений нет, либо сами авторы решений не настаивают на их полной обоснованности
и окончательности); 1 - решения есть, но недостаточно убедительные (авторы
настаивают на обоснованности своих решений, но большинство значимых
современников-философов отвергают эту обоснованность); 0 - есть решение, вполне
убедительное для своего времени (сами авторы и большинство значимых
современников-философов считают полученное решение вполне обоснованным, а
проблему - закрытой).
Итоговое значение по фактору
Ферма может быть получено простым сложением значений по субфактору
простоты и субфактору убедительности. Опять-таки,
систематическое применение разработанных выше средств и процедур - дело
будущего. Пока же ознакомим читателя с предварительной и нестрогой
"прикидкой".
Начнем с "великих
проблем". Проблема смысла и идеала человеческой жизни, проблема личности/общества
и проблема теодицеи. Исторические формулировки в большинстве
своем весьма просты (2), а уровень убедительности решений умеренный (1):
полностью обоснованными считали свои решения обычно лишь сами авторы
соответствующих этических, социальных, богословских доктрин и их прямые
последователи.
Проблема первичности
материального или духовного, проблема свободы воли, проблема универсалий,
проблема обоснования и источника познания, проблема смысла истории.
Формулировки обычно умеренно просты (1), зато убедительных решений почти не
было (2). Итак, предварительный нестрогий анализ дает суммарное значение 3
фактора Ферама по всем "великим проблемам".
Теперь расмотрим проблемы-неудачницы.
Проблема наилучшего смешения
качеств удовольствия и разумения весьма проста по формулировке (2), но Платон
своим решением ее практически закрыл (0).
Проблема сословий, проблема
идеальной иерархии, проблема рациональности божественной воли, проблема
предопределения, воли и благодати умеренно просты в формулировке (1); также
средним является и значение убедительности решений (1).
Проблема времени творения весьма
крайне сложна в своей формулировке (0), при том, что Августин представил, если
не полностью убедительное решение, то по крайней мере
такое, оспаривать которое в дальнейшем философы почти не пытались (0).
Итак, суммарные значения фактора
Ферма для "проблем-неудачниц" варьируют от 0 (один случай) до 2
(шесть случаев), что, в сравнении со значением 3 для всех восьми случаев
"великих проблем" указывает на важность соотношения простоты и
убедительности для долговременной значимости философских проблем. Принцип Ферма
следует признать релевантным.
Ф7.
Фактор межпоколенной трансляции (величина места
проблемы в культурном капитале, передаваемом новым поколениям философов).
Эмпирическое
исследование влияния этого фактора должно основываться на разного рода данных о
доле внимания, уделяемой проблеме в сравнении с другими проблемами в
философских учебниках, книгах, служивших в этом качестве, в лекциях и учебных
диспутах. Важны также свидетельства о том, в каком объеме проблема
фигурировала в устном общении между учителем-философом и учениками. Такое
исследование не проводилось. Провести такую оценку "на глазок"
практически невозможно, особенно с учетом того, что львиная доля информации об
устном общении между учителями и учениками безвозвратно утеряна, а именно такое
общение имеет ключевое значение. Из чисто теоретических соображений значимость
данного фактора следует признать высокой, поскольку в узлах философских сетей передается прежде всего приоритетность проблематики
[Лекторский, 1980, с.279-281; Collins, 1998, p. 68-74]. Устойчивая высокая приоритетость
проблемы в межпоколенной трансляции практически прямо
способствует долговременной центрированности внимания
на ней философов. Другое дело, что приоритетность проблемы в культурном
капитале, подлежащим этой трансляции, сама требует причинного объяснения, и к
этому мы позже вернемся. Ф7. Фактор режимного
противоречия как вызова (внимание к философской проблеме как ответ на вызов со
стороны кризисогенных противоречий между основаниями
человеческих практик, опытов и режимов высокой значимости). Данный фактор
возвращает нас к метафизическому критерию значимости в антропоцентрической
трактовке. Действительно, при всем известном многообразии своих различий все
люди без исключения живут, имеют, более или менее успешно удовлетворяют
известные физиологические потребности, используют те или иные материальные
блага, общаются и взаимодействуют между собой, и в
конце концов умирают. Подавляющее большинство людей худо-бедно познают
окружающий мир, имеют и воспитывают детей, поддерживают, подрывают или изменяют
существующий порядок, стремятся к благу и избегают зла в своем понимании и т.д.
В этом смысле, проблемы, связанные с жизнью и смертью, благами и нехваткой
благ, добром и злом, истиной и ложью, порядком и хаосом, отношениями между
людьми, должны считаться значимыми "объективно", поскольку имеют
прямое отношение к наиболее универсальным условиям человеческого существования
и чертам человеческой жизни и практики.
Проясним саму структуру данного
фактора. Возьмем в качестве базисного понятие режима, как оно используется в
работах Норберта Элиаса,
Йохана Гудсблома и Фреда Спира
[Elias, 1978, 1982; Goudsblom
et al, 1996; Spier, 1996]. Человеческий режим понимается как
совокупность повторяющихся процессов, организующая роль в которых принадлежит
действиям и деятельностям людей.
Режимным противоречием будем
называть совокупность характеристик режимов с устойчивым кризисогенным
влиянием на сами эти режимы. Иначе говоря, то, как устроены и действуют режимы
в некотором окружении в силу объективных законов неминуемо ведет к препятствиям
и дефицитам в базовых режимных процессах [см.Розов,
1992, с.46-57]. Такое противоречие в культурных режимах, например, в
познавательной сфере, будем называть также режимным диссонансом. Согласно
Тойнби, любое существенное нарушение жизнедеятельности (кризис) воспринимается
людьми как вызов, требующий ответа. В данном случае кризисы человеческих
режимов, вызванные внутренними их противоречиями, порождают такой специфический
ответ как постановку и решение философских проблем.
Для построения измерительной
шкалы по данному фактору нужен некоторый метод учета исторических указаний на
наличие и интенсивность противоречий такого рода, причем указаний, не зависимых
от самой философской проблемы. Такое исследование крайне сложно как в
теоретическом, так и в чисто эмпирическом плане, поскольку каждый раз речь идет
об отдельной области человеческих режимов, в то время как сами эти реалии стали
выделяться социальной и исторической наукой лишь совсем недавно: опыта,
методов, операциональных понятий здесь пока явно
недостаточно.
Предварительный анализ показал,
что для всех "великих проблем" имеются достаточно выраженные в
западной культуре режимные противоречия, пусть и с разной степенью
осознанности. Напротив, для "проблем-неудачниц" выделить такие
распространенные, даже среди интеллектуальных сообществ, режимы весьма
затруднительно. Складывается впечатление, что кратковременная живость
обсуждения этих проблем напоминает ту ситуацию, когда люди попали в лабиринт и
столкнулись с глухой стеной, указывающей, что данный путь тупиковый.
Восклицания досады и растерянности в такой ситуации могут быть весьма громкими,
но они скоро утихают, когда поиск вновь продолжается в иных направлениях. Можно
даже догадаться, что это за лабиринт с тупиковыми ходами: ведь это ни что иное
как концептуальное пространство, которое строят сами же интеллектуалы в
процессах своего блуждания. Почти каждая из "проблем-неудачниц"
жестко завязана на ту или иную частную концептуальную схему, будь то метафора
"смешения", идея свободы в противоположность подчинению, идея
творения, идея вещи-в-себе и т.д. Освобождение от
схемы (в данных случаях, не открывающих путь, а закрывающих его) освобождает и
от самой проблемы, вот почему ее взлет такой кратковременный.
Ясно, что такая операция с
концептуальными схемами, которые, конечно, также имеются и в "великих
проблемах", вовсе не отменит ни лежащих в основании режимов, ни их объективные
кризисогенные противоречия. Соответственно, после
каждого видимого "решения" это режимное противоречие вновь
проявляется, путь и в новой форме. Вот тогда и приходится возвращаться к
старым, казалось бы решенным философским проблемам,
называя их с досады "проклятыми вопросами", но на деле восстанавливая
и поддерживая их величие.
Итак, фактор режимного
противоречия как вызова является, если не достаточным, то определенно
необходимым для долговременной значимости философских проблем.
Три уровня порождения философских проблем
"Поверхностный когнитивный
диссонанс" состоит в логических или концептуальных противоречиях между
частными или периферийными (не базовыми) познавательными схемами и трудностями,
кризисами в соответствующих мыслительных практиках. Естественно, что при замене
этих схем диссонанс исчезает, а философская проблема благополучно умирает.
Таково предварительное объяснение быстрых вспышек интереса к "проблемам-неудачним" (см. выше ПН1-7) с последующим
резким спадом или даже исчезновением внимания к ним.
"Глубокий когнитивный
диссонанс" обусловлен логическими или концептуальными противоречиями между
базовыми познавательными схемами, противоречиями в культурных архетипах и тех
самых "интимных связях", глубинных "интуициях" внутренней
духовной культуры крупной исторической эпохи [Гайденко
и Смирнов, 1989, с.26]. Осознание наличия противостоящих схем обычно ведет к
попыткам их дискредитации и устранения, что никогда не
выполнимо полностью, поскольку эти противоречия объективно существуют в
самом ядре культуры. При этом данный диссонанс ведет к умножению
интеллектуальных позиций, росту значимости проблемы и росту интеллектуальных
ресурсов (внимания, времени и сил многих людей в течение многих поколений),
направленных на ее решение. Попытки решения и философские споры ведут к
уточнению понятий, появлению все более тонких различений, для которых требуются
новые абстракции. Философские абстракции имеют тенденцию к всеохватному
обобщению, что обусловливает еще более острые противоречия между ними,
соответственное усиление когнитивного диссонанса, рост остроты проблемы и
включение в ее решение новых ресурсов. Как видим, здесь имеет место
"разгоняющий" цикл положительных обратных связей или мегатенденция "лифт"[Розов,
1998, 1999]. Такие процессы в истории всегда ведут к мощным количественным и
качественным сдвигам. Здесь же речь идет о существенной трансформации самих
базовых познавательных схем, что дает мощный рывок в развитии мышления. При
этом, глубинная трансформация противоречащих друг другу
познавательных схем подрывает основу интереса к соответствующим философским
проблемам. Предварительный анализ показал, что проблемы свободы воли (ВП3),
универсалий (ВП4), теодицеи (ВП5) и обоснования знания
(ВП6) относятся именно к этому классу проблем; острота споров вокруг них
существенно снижалась (в отдельных случаях сходя на нет) примерно
пропорционально прогрессу в мыслительном преобразовании соответствующих схем и
понятий.
"Глубокий режимный
диссонанс" порождается такими объективными противоречиями в человеческих
режимах, устранение которых невозможно без отказа от или радикального изменения
базовых культурных архетипов, социальных функций, фундаментальных свойств
экологических, социальных и культурных режимов данного сообщества или даже
свойств самой человеческой природы. Иными словами, возникающие при этом
философские проблемы имеют не только и не столько интеллектуальную основу (как
было при глубоком когнитивном диссонансе), но "жизненную" основу в
виде перманентного режимного противоречия с глубинными культурными и/или
антропологическими корнями. Здесь речь идет о некотором "онтологическом
источнике" [Гайденко и Смирнов, 1989, с.27],
вызывающем и постоянно подогревающем интерес к определенного рода проблемам в некоторой культуре.
В работе над
такого рода проблемами идут те же процессы выделения
различий, появления новых абстракций, обобщения и обострения противоречий,
трансформации глубинных познавательных схем. Отличие состоит в том, что любые
изменения в интеллектуальной сфере не устраняют объективную основу проблемы, ее
укорененность в режимах, культурных архетипах и
свойствах человеческой природы.
Реальность и сила интеллектуальных иерархий
Интеллектуалы, а особенно
философы, обычно весьма критически настроены к любым социальным иерархиям, предпочитая лелеять мечту о братстве уважающих друг друга
равных партнеров (или учителя-ученика) в благородном деле абстрактного
мышления. Однако социология науки и складывающаяся новая дисциплина -
социология философии - убедительно показывают повсеместность иерархий в
интеллектуальных сообществах и сетях, их исключительную влиятельность на самые
интимные сферы творчества [Collins, 1998]. Здесь речь
идет отнюдь не об ученых степенях и званиях и не о месте в академической
социальной иерархии. Интеллектуальная иерархия скорее выражается через индексы
цитирования (причем добровольного, а не принудительного, как цитировали
"классиков" в советскую эпоху), через то, чьи работы читают или стремятся прочесть, через то, кто имеет доступ на
страницы престижных изданий, через то, на чьих семинарах считается за честь
выступить, через то, чьи идеи берутся на вооружение преподавателями и
исследователями.
Этот аспект интеллектуальной
жизни имеет самое прямое отношение к проблеме значимости философских проблем.
Дело в том, что интеллектуалы склонны обсуждать те проблемы, которые попадают в
центр внимания главных ядер или узлов интеллектуальных сетей, то есть
присутствуют на вершинах соответствующих иерархий. Как показал анализ нашей
выборки позитивных и негативных случаев, для долговременной значимости
философской проблемы отнюдь не достаточны значительность ее автора или первых
толкователей (факторы авторства Ф1 и инерции
приоритетности Ф2). Зато весьма значимым оказался фактор способности служить
полем битвы для интеллектуальных дискуссий (Ф5). Значит
речь должна идти о том, чтобы философская проблема попала в центр внимания как
минимум двух, а лучше нескольких интеллектуальных центров (сетевых узлов или
иерархических вершин) и дала возможность развития и отстаивания своих позиций в
рамках каждого такого центра и между центрами. Воспроизводство новых поколений
интеллектуалов высокой пробы осуществляется в тех же центрах или сетевых узлах,
соответственно, вместе с остальным культурным капиталом новым поколениям будут передаваться
и проблемы, что прямо влияет на сохранение их долговременной значимости и на
возможности дальнейшего ее роста (Ф7).
Итак, попадание проблемы в центр
внимания как минимум двух из ведущих противоборствующих философских центров, которые
используют проблему для отстаивания и развития своих позиций, для критики
противников, является не пусть достаточным, но явно необходимым фактором ее
долговременной значимости.
Пространство интеллектуального внимания и динамика трансформации философских позиций
Почему мы берем в библиотеке,
покупаем, читаем, обсуждаем именно те книги, а не другие? Почему в журнале
выбираем для чтения или глубокой проработки одни статьи, а остальные
игнорируем? Почему для своих диссертаций, статей или книг, для дипломных или
диссертационных работ учеников выбираем именно такие темы? Любые попытки
ответить на вопросы такого рода будут относиться именно к объяснению факторов центрации в пространстве интеллектуального внимания.
В этом пространстве есть своя структура,
которая задается прежде всего существующими и
известными участникам интеллектуальными позициями, также свои законы
функционирования, например, "закон малых чисел" Коллинза,
утверждающий, что при наличии интеллектуального творчества количество таких
позиций, способных быть переданными следующим поколениям, варьирует в рамках от
трех до шести [Collins, 1998, p.
80-81]. Есть здесь и свои законы развития: сильные позиции делятся, причем чем сильнее дочерние позиции, тем дальше они отходят
от материнской и более остро ее критикуют; при этом, слабые позиции
объединяются, образовавшиеся пустоты заполняются и т.д.
В этих понятиях принципиальный
ответ на поставленные выше вопросы о выборе интеллектуалом предмета или темы
своего долговременного интереса и занятий состоит в том, что все творческие
интеллектуалы стремятся укрепить, усилить, сделать более
признанной свою позицию в наличных и будущих ситуациях пространства
внимания, как они их понимают. В этой игре (если угодно, конкуренции, борьбе
или гонке) философские проблемы, увы, играют роль разменной монеты, сколь бы ни
клялись сами философы в своей бескорыстной любви к одной лишь истине.
Согласно определению,
долговременная значимость ("величие") философской проблемы состоит в
том, что за ее решение берутся значительные философы многих поколений. Почему
же они это делают? Прежде всего, для усиления своей собственной позиции в
пространстве интеллектуального внимания. Какими же свойствами должна обладать
проблема для того, чтобы быть выбранной на основе этих мотивов? По-видимому,
она должна давать возможность философу лучшим образом использовать уже
имеющийся у него культурный капитал (здесь - накопленный потенциал философских
идей и подходов) для того, чтобы через новое решение проблемы заявить (или
утвердить) свою яркую оригинальную позицию в наличном срезе пространства
интеллектуального внимания. Что же служит мерилом яркости философских позиций?
Как и в прочих областях культуры здесь следует
говорить о ценностях, или более общо - о сакральных символах, связь с которыми
(в том числе их отвержение) обеспечивает фокусировку внимания сообщества.
Здесь видны теснейшие связи
пространства интеллектуального внимания (психосфера)
как с культурными смыслами (культуросфера), так и с
социальными иерархическими структурами (социосфера,
см. о разделении социально-онтологических "сфер бытия" [Розов,
1999]). Какая же собственная психическая материя связана со значимостью
философских проблем? На этот вопрос достаточно ясный и обоснованный ответ дает
теория интерактивных ритуалов того же Р.Коллинза. Важнейшими ритуалами для
интеллектуалов, в том числе философов, являются "серьезные разговоры"
- заседания разного рода кружков, семинаров, доклады и дискуссии на
конференциях и т.д. Именно здесь осуществляется обмен накопленным культурным
капиталом, устанавливается "рыночная" цена заявляемых аргументов и
позиций, передаются эмоционально заряженные сакральные объекты -
интеллектуальные ценности. Итак, проблема должна быть
предметом живого, непосредственного обсуждения, быть связанной в нем с
наличными в сообществе сакральными символами (роль которых могут играть и
философские категории, и новые модные понятия, и имена великих философов
прошлого) и стать соответственно эмоционально "заряженной", она
должна обещать выгодную позиционную отдачу от "инвестирования" в
работу над ее решением накопленного идейного капитала, времени и сил. В
более длительной перспективе сама проблема сакрализуется,
поскольку на нее переносится часть сакральных характеристик великих участников
ее обсуждения.
Дальнейшее изложение представляет
только один из возможных путей развертывания представленных материалов:
формализацию в виде графового представления
причинного взаимодействия между факторами. Читатели, по тем или иным причинам
не доверяющие моделям и формализациям, вполне могут пропустить следующий
раздел.
Факторная модель объяснения значимости философских проблем
Уточнение и дополнение
первоначального списка факторов на основе проведенного содержательного анализа
дало следующие 11 переменных-экспланансов, связи
между которыми и динамика изменений призваны объяснить рост, стабильность или
падение значений переменной-экспланандума S -
долговременной значимости (Significance) философской
проблемы. Статус перечисляемых далее факторов или переменных-экспланансов - стороны некоторых
идеализированных объектов, как они понимаются в отечественной теории познания
(см. например, [Грязнов, 1973; Степин, 1976; Лекторский, 1980].
С - Острота режимного противоречия (Contradiction)
и/или архетипного диссонанса (часть фактора Ф8). I -
Уровень общего публичного интереса (Interest) к
тематике проблемы. A - Близость проблемы к локально-культурным архетипам (Archetypes) - "фактор Шпенглера"(см.Ф3). D - Уровень когнитивного диссонанса (Dissonance) или осознаваемого философами рассогласования,
логических противоречий между принимаемыми положениями (часть фактора Ф8).
N - Близость проблемы к центрам
внимания в противостоящих философских позициях и соответствующих узлов
интеллектуальных сетей (Networks) - вершин интеллектуальных
иерархий (часть Ф5).
O - Количество противостоящих (Opposite) четко выраженных и известных философских позиций
по проблеме (часть Ф5).
H - Высота стандартов принятия
решений по проблемам. F - Простота формулировки проблемы (Formulation, часть
фактора Ферма, Ф6). R - Широко и долговременно признаваемая убедительность
решения проблемы (Resolution, часть фактора Ферма, Ф6). P - Уровень представленности
проблемы в трудах крупных философов (Philosophers). T
- Величина места проблемы в культурном капитале, передаваемом или транслируемом
(Transmit) в сетевых узлах новым поколениям философов
(фактор Ф7).
Каким же образом связаны эти
переменные? Далее речь уже пойдет о связях между факторами, т.е. об
универсальных гипотезах в смысле К.Гемпеля [Гемпель, 1942/1998].
C (уровень режимного
противоречия) положительно влияет на I: чем больше объективное режимное
противоречие, тем более вероятно, что соответствующая проблематика вызовет
публичный интерес во многих поколениях, испытывающих дискомфорт от соответствующих
режимных кризисов.
C положительно влияет на A: чем
острее режимное противоречие и связанное с ним глубинное несоответствие между
архетипами, тем больше вероятность осознания близости проблемы к
соответствующим архетипам.
C положительно влияет на D: чем
острее противоречие в режимах и архетипах, тем с большей вероятностью оно
вызовет когнитивный диссонанс.
C отрицательно влияет на R: чем
острее режимное противоречие и архетипный диссонанс,
тем меньше шансов на успешное решение, которое принималось бы широко и во
многих поколениях.
В данной модели
С считается независимой переменной, поскольку анализ причин ее изменения
выводит на весьма глубокие проблемы трансформаций режимов, архетипов и свойств
человеческой природы, что явно находится за рамками настоящего исследования.
На I (публичный интерес)
положительно влияют С (см.выше) и A: публичный интерес
подогревается как реальными режимными противоречиями, так и близостью проблемы
к сакральным объектам данной культуры и стоящим за ними архетипам.
Сам I положительно влияет на N: в
интеллектуальных центрах есть склонность при прочих равных отдавать
предпочтение проблемам, живо интересующим более широкую аудиторию.
На A (близость проблемы к
архетипам) положительно влияют C (cм.
выше) и N: чем больше внимания уделяют проблеме интеллектуалы сетевых узлов,
тем лучше высвечивается ее суть - укорененность в
архетипах данной культуры.
Сам A положительно влияет на I,
D: чем лучше осознана близость к архетипам, тем больше публичный интерес и
более явным становится диссонанс в идеях.
A положительно влияет на F: чем
ближе к локально-культурным архетипам, тем больше вероятность нахождения
формулировки, воспринимаемой представителями данной культуры как простая.
На D (уровень когнитивного диссонанса)
положительно влияют С и A (пояснение см. выше). Сам D
положительно влияет на O: чем больше диссонанс, тем больше будет заявлено
философских позиций по данному предмету.
На N (близость к центрам сетей)
положительно влияют I и O: чем больше противоборствующих философских позиций по
проблеме, тем ближе она сдвигается к центру внимания в сетевых узлах.
Сам N положительно влияет на A
(см.выше) и P: крупные философы склонны инвестировать
свое время и силы к проблемам, находящимся в центре внимания противостоящих
сетевых узлов.
N положительно влияет на T: чем
ближе проблема к центру сетевого внимания, тем больше места она завоевывает в
культурном капитале, передаваемом следующим поколениям философов.
На O (число противостоящих
позиций по проблеме) положительно влияют D (см.выше) и
P: крупные философы, как правило, выдвигают собственные оригинальные и яркие
позиции по каждой проблеме, которой всерьез занялись.
Cам О
положительно влияет на N (см.выше), а также на H,
поскольку, чем больше противостоящих позиций, тем острее дискуссии и критика и
тем более высоким требованиям должны удовлетворять положения (в том числе
решения проблем), чтобы быть широко и устойчиво убедительными.
На H (высота стандартов для
решения проблемы) положительно влияет O (см.выше), а
само H отрицательно влияет на R, поскольку чем выше стандарты (требования) к
качеству решений, тем труднее для каждого решения проблемы стать широко и
устойчиво убедительным.
На F (простота формулировки)
положительно влияют A (см. выше) и P: чем больше внимания крупных философов
получит проблема, тем больше вероятность нахождения простой и ясной ее
формулировки.
Сам F положительно влияет на экспланандум S (см. обоснование при обсуждении
предварительных результатов анализа позитивных и негативных случаев). На R
(убедительность и долговременное принятие решения) отрицательно влияют C и Т
(см.выше), но положительно влияет P: чем больше
внимания крупных философов получит проблема, тем больше вероятность успеха в ее
решении.
Итак,
если трудность проблемы не получает "подпитки" от режимного и архетипного противоречия (C) и повышающихся стандартов (H),
то, восходя по сетевой иерархии (N), она рано или поздно привлечет внимание
крупных философов (P), которые представят, как минимум, долговременное
убедительное решение (R) этой проблемы, что и будет означать ее
"закрытие", закат ее блистания как "великой" философской
проблемы и уступка этой почетной роли другим проблемам.
На P (внимание крупных философов)
положительно влияет N (см.выше). Сам P положительно влияет
на О, F, R (см.выше) и T: чем больше места занимает
проблема в трудах крупных философов, тем больше места она завоевывает в
культурном капитале, передаваемом следующим поколениям философов
P положительно влияет также на S:
о величии проблем мы судим прежде всего по представленности их в трудах крупных философом многих
поколений.
На T (место в межпоколенной
трансляции идей) положительно влияют P и N (см.выше).
Сам T положительно влияет на экспланандум S и
является в данной модели совершенно необходимым фактором именно для
долговременности философской значительности проблем. Остальные три
непосредственных эксплананса - F (простота
формулировки), R (успешность решения, влияющая отрицательно) и P (представленность в трудах крупных философов) имеют для многих
проблем-неудачниц весьма высокие (для R - низкие) значения. Но только хорошая представленность в
передаваемом из поколения в поколения философов культурном капитале (T)
обеспечивает проблеме место на олимпе "великих".
Центральным промежуточным фактором
является, как мы видим, фактор N (близость проблемы к центрам внимания в
противостоящих сетевых узлах). Наиболее глубинным "греющим котлом"
значимости проблемы является фактор C (режимные и архетипные
противоречия).
Рис. 1. Связь факторов,
обусловливающих долговременную значимость ("величие") философских
проблем. Белые стрелки – положительные (усиливающие) связи, серые –
отрицательные (угнетающие).
Тренд-граф, построенный на основе установленных связей включает, как минимум, три контура положительной обратной связи (A-I-N, N-A-D-O и N-P-O). Это так называемые мегатенденции [см. Розов, 1992, гл.4; Розов, 1998], которые могут работать и как разгоняющий структуру "лифт", ведущий к взлету значимости проблемы, и как "колодец", ведущий к отдалению проблемы от центра сетевого и широкого публичного внимания, сокращающий количество противостоящих позиций, ведущий к пренебрежению проблемой крупными философами и т.д. Как видим, в данной модели есть средства объяснения как быстрого и мощного роста значимости проблем (например, теоретико-познавательной проблемы в Новое время), так и резкое угасание интереса к ним (все случаи проблем-неудачниц, упадок интереса к проблеме теодицее в современной философии).
Разумеется, большинство
установленных связей между факторами носят пока гипотетический характер. Шкалирование факторов, попытки объяснения и предсказание на
их основе судеб философских проблем - дело будущего.
У тех читателей, кто ознакомился
с моделью, скорее всего, возникнет вопрос: неужели нельзя обойтись без всего
этого сциентистского наукообразия с факторами, обратными связями и графами? По чему нельзя объяснить, что и как старыми добрыми
средствами? Наконец, насколько оправдано вообще появление каких-то графических
схем на страницах философского журнала?
Для ответа на законные вопросы
осмелюсь вернуть читателя к поставленной в начале статьи задаче: выявить
причины изменения долговременной значимости философских проблем. Теперь
поразмыслим: откуда собственно следует, что таких причин мало, что они между
собой не связаны, что их связи не образуют циклов? В то же время, достаточно
ясно, что многочисленные взлеты, спады, периоды стабильности, циклические
возвраты к философским проблемам отнюдь не стохастичны, они подчиняются
каким-то глубинным закономерностям. Язык факторов и связей, графовые
представления соответствующих моделей - это как раз наиболее адекватный и
простой язык для работы с такого рода сложными закономерностями. Очень
возможно, что в структуре связей, в формулировке отдельных влияний между
факторами читатель увидит неточности или даже ошибки. Открытость модели для
обнаружения погрешностей, вот что является, наверное, ее главным достоинством.
Что же касается самих графических изображений, то напомню, что тот же Платон
вовсе не стыдился представить рисунки из современной ему математики -
планиметрии - для пояснения процесса майевтики
("Менон"), широко использовали графические
представления, разного рода схемы и таблицы и Николай Кузанский, и Лейбниц, и
Кант, и Шпенглер, и Витгенштейн. Разумеется,
визуализация философских и научных идей - вовсе не панацея, но если мы
действительно стремимся к ясности интеллектуальной коммуникации, то следует не
отказываться, а напротив, всячески развивать и приветствовать использование
графических средств в философском дискурсе.
Заключение
Историко-философское наследие
всегда будет представлять для философии идейный материал первостепенной
значимости. Традиционные подходы "поштучного", монографического,
узко-тематического изучения элементов этого наследия уже привели к гигантскому
накоплению литературы и сильно теснят друг друга. На этом плацдарме рано или
поздно будут вырастать широкие сравнительные подходы (на мой взгляд, новую
эпоху здесь открывает "Социология философий" Р.Коллинза [Collins, 1998]). Независимо от того, верны или нет
представленные выше результаты эскизного исследования, данная работа, хочется
надеяться, показывает достаточно широкие и увлекательные горизонты
теоретико-исторического подхода к философскому наследию. Будучи примененным более систематично, с широкой, разнообразной и
выверенной эмпирической базой, этот подход обещает приближение к целостным и
одновременно строгим, научно и философски обоснованным представлениям об
универсальных и сущностных чертах истории идей, о сложных многофакторных
закономерностях ее динамики.
Теоретическая история вместе с
социологией философии должны помочь понять нам, философам, что представляет
собой и по каким законам движется тот общий интеллектуальный поток, частичками
которого мы являемся. Данный интеллектуальный поток всегда устремляется через
ориентацию философского мышления именно туда, куда его зовет эта самая
значимость проблем - своего рода познавательный эрос.