ПОЛИПАРАДИГМАЛЬНАЯ ОНТОЛОГИЯ
И РИТУАЛЬНО-ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ КОНЦЕПЦИЯ
БЫТОВАНИЯ И ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ АРТЕФАКТОВ
Опубликовано
в сборнике:
Онтологии
артефактов: взаимодействие "естественных" и "искусственных"
компонентов жизненного мира.
Москва: "Дело", 2012. С. 90-112.
Предназначение онтологий
В истории идей разные
предметы интеллектуального внимания претерпевают эволюцию с существенно разной скоростью.
Один из важнейших аспектов этого эволюционного развития может быть назван инструментализацией: объекты начинают
осознаваться как средства (искусственные продукты, идеальные артефакты),
подлежащие целенаправленному конструированию или даже производству. В
философской и научной сфере в качестве таких средств последовательно
осознавались приемы аргументации, термины, понятия, категории, логические
формы, суждения, модели, теории, правила, аксиоматики, языки, сигнатуры и т.п.
Судя по всему, философской
онтологии[1] этот процесс
еще почти не коснулся: во множестве трудов, в том числе, по онтологии
артефактов, сами онтологии артефактами отнюдь не считаются, речь в основном
идет о попытках приблизиться к некоей единственно верной онтологии[2].
В разных областях
философского и научного познания уже накопилось солидное множество онтологий
(известных также под именами парадигм, базовых категориальных моделей,
концептуальных ядер и т.п.). Если перестать их считать частными ошибками,
сделанными на пути к какой-то (вполне
мифической) Единственно Верной и Абсолютной Онтологии, то они подлежат той же
инструментализации. Соответственно, встают вопросы о предназначении и функциях
онтологий, о критериях оценки и выбора, о способах конструирования и т.д.
Представим вначале
некоторые предварительные суждения по такого рода вопросам, рассмотрим принципиальные
требования к онтологиям и попробуем применить их в отношении к нескольким парадигмам
(типам концепций) относительно закономерностей динамики материальных
артефактов. Предложим интегративную онтологию, в ее рамках — гипотетическую
концепцию бытования и развития артефактов, а также соответствующую эскизную
теоретико-эмпирическую программу исследований.
Предназначение онтологий
Онтологии представляют
собой, в первую очередь, предельно общий и, желательно, логически корректный,
образ интересующей предметной области, служат для общей ориентировки, задают
структуру картины мира в той или иной его части.
Также категории и
понятия, используемые при построении онтологий, составляют слой предельных
абстракций как главных конструктивных элементов для построения концептуальных
аппаратов. Онтологии включают основания и предпосылки для построения базовых
понятий и постулатов научных теорий.
Онтология нередко
образует общую платформу для межпарадигмального и даже междисциплинарного
синтеза, позволяет рассматривать в едином ключе модели, концепции, теории,
ранее казавшиеся несовместимыми и даже несоизмеримыми.
Типы онтологий и выбор
Онтологии удобно
различать с помощью классической субъектно-объектной схемы. Так выделяются:
· объективистские онтологии (отвлекающиеся от познающего субъекта, разума, сознания),
таковы традиции объективного идеализма, материализма, натурализма, научного
реализма;
· субъективистские онтологии (выводящие все содержание
из субъекта, «Я», духа, сознания, здесь-бытия, структур языка, дискурса и
проч.), таковы фихтеанство, гегельянство, феноменология, экзистенциализм,
метафизика раннего Хайдеггера, панлингвизм, постмодернизм и др.;
· субъект-объектные онтологии (включающие в качестве значимых компонентов отношения между
субъектом и объектом: познание, наблюдение, интенции, целенаправленную
деятельность и проч.), таковы рационализм Декарта и эмпиризм Юма и Локка,
критицизм Канта, а среди современных концепций укажем на социологический
реализм Р. Коллинза, концепции наблюдателей Н. Лумана и С. Фукса,
[Коллинз 2002, Эпилог; Luhman 1995; Fuchs 2001].
Ориентируясь на
применение онтологии к материальным артефактам, которые с необходимостью
включают моменты субъективных интенций, сознания создателей и пользователей
артефактов, далее сосредоточим внимание на субъект-объектных
онтологиях.
Теоретико-сциентистский подход к обоснованию онтологий
и эпистемологический эссенциализм
Множественность
альтернативных онтологий ставит вопрос о критериях выбора. Внутренняя
логическая стройность, когерентность в отношении онтологий соседних предметных
областей, соответствие «здравому смыслу» и привычным интерпретациям явлений
представляют собой значимые, но отнюдь не достаточные критерии. Взгляды на мир,
его интерпретации и даже «здравые смыслы» настолько множественны и
разнообразны, что не позволяют сделать выбор между конкурирующими онтологиями.
При всем этом, есть одна
особенная сфера, которая характеризуется не избытком моделей, а напротив,
хроническим дефицитом. Речь идет о научных теориях, способных объяснять и
предсказывать изменения явлений (динамику, историческое развитие, эволюцию).
Особенно острым дефицит таких теорий является в сфере социального познания, где
неслучайно и развертываются основные онтологические дебаты. Такое наблюдение
позволяет сформулировать следующий — теоретико-сциентистский — подход к
обоснованию онтологий.
Предпочтение следует отдавать такой онтологии некоторой
предметной области, которая обеспечивает базовыми понятиями и принципами уже
имеющиеся научные теории с объяснительной и предсказательной силой относительно
динамики явлений в этой области и/или позволяет лучшим образом строить и
проверять новые теории.
Применим этот принцип к
важнейшей философско-онтологической проблеме: вопросу наличии и природе
сущностей, об эссенциализме и антиэссенциализме. Назовем соответствующий подход
эпистемологическим эссенциализмом: статус
сущностей получают те компоненты онтологии некоторой предметной области,
которые являются денотатами базовых и производных понятий построенных в рамках
этой онтологии научных теорий с объяснительной и предсказательной силой
относительно динамики и развития явлений в этой области.
Абстрактное обоснование
такого подхода увело бы нас в далекие схоластические сферы. Попробуем
обосновать его через практическую применимость, а в качестве поля приложения
возьмем сферу материальных артефактов.
Материальные артефакты
составляют прекрасное предметное поле, своего рода «философский полигон» для
онтологических разработок и дискуссий. Артефакты имеют пограничный характер,
совмещают в себе характеристики природы, социального мира, культуры и
ментальности. Артефакты могут быть рассмотрены изолированно, но при этом они
явно встроены сложным образом в общество и сложные социальные связи.
Таинственные, подвижные, трудно ухватываемые и обычно скрытые явления,
связанные с человеческим сознанием, субъективностью, интенциями, в артефактах
зачастую представлены как нечто простое, устойчивое и открытое для наблюдения и
изучения. Эта простота, наглядность и очевидность могут оказаться обманчивыми,
но это и делает данную предметную сферу плодотворным полем для онтологических
дискуссий, в которых каждая сторона может апеллировать к своим ярким и
убедительным примерам.
Подход к построению
полипарадигмальной онтологии артефактов
Согласно
сформулированному выше теоретико-сциентистскому принципу следовало бы провести
полную инвентаризацию имеющихся теорий относительно закономерностей
исторической динамики и долговременной эволюции артефактов, оценить
объяснительную и предсказательную силу каждой, выявить в отобранных теориях
ключевые понятия, придать статус сущностей их денотатам, а затем только
предпринимать попытки увязывания результатов в единой интегрирующей онтологии.
Нужно отметить, что теорий исторического развития артефактов как таковых
практически нет[3],
зато есть необъятное море концепций развития разных областей техники и
технологии (от вооружений до агрокультуры и информационных систем), концепций
развития изобразительного искусства, архитектуры, градостроения и проч. А ведь
все это сферы производства артефактов.
Если учитывающее все это
многообразие исследование вообще выполнимо, то для качественного выполнения оно
потребует многих лет и будет выражено в целой книге, если не в серии томов.
Здесь же вместо долгой и надежной осады предпримем лишь краткую кавалерийскую
атаку, своего рода «разведку боем». Вместо реально существующих концепций
относительно конкретных областей артефактов рассмотрим только их основные типы,
сгруппированные по парадигмальному принципу. Каждой парадигме дадим «фору»:
будем считать, что в ее рамках имеется хотя бы одна теория с достаточной
объяснительной и предсказательной силой, а значит, есть и набор ключевых
понятий, денотаты которых получают право на статус сущностей — главных
онтологических компонентов.
Альтернативные парадигмы относительно внутренней природы и факторов исторического
развития артефактов
Парадигма технологической оптимизации. Каждый артефакт имеет некие
позитивные свойства, удовлетворяющие (обычно через цепь опосредований) какие-то
человеческие потребности, и негативные свойства (помехи, ущерб, угрозы и проч.).
Общая направленность исторического развития артефактов состоит в увеличении
позитивных свойств известных артефактов (например, в скорости средств
передвижения и связи, в дальнобойности оружия и точности попадания), в
изобретении новых артефактов с новыми позитивными свойствами, а также в
ограничении негативных свойств (безопасность использования, снижение шума,
отходов и т. д.).
Экономическая парадигма. Каждый артефакт должен быть произведен, что всегда
означает издержки: затраты на материалы, труд, изнашивание оборудования и проч.
Кроме того, артефакты имеют потребительную стоимость, они обмениваются или
перераспределяются согласно принятым формам экономического взаимодействия. Развитие
артефактов задается стимулами максимизации выгод от обмена и распределения и
минимизации издержек. В эту же парадигму входят многочисленные модели рационального
выбора, расчетов эффективности, соотношения спроса и предложения и проч.
Психологическая парадигма. Каждый тип артефактов когда либо был изобретен, затем
модифицировался и производился в результате творческой и рутинной деятельности
индивидов, обладающих соответствующими способностями, знаниями, умениями,
мотивацией. Все потребности в артефактах также имеют психологическую природу.
Таким образом, развитие артефактов в целом определяется развитием человеческой
психики (что не исключает и обратную связь). В истории развиваются как знания и
умения, так и потребности, мотивы, желания людей, соответственно, развиваются и
разные сферы артефактов, которые отвечают этим потребностям и которые люди
научились производить. В эту же рубрику попадают множественные парадигмы внутри
психологии: генетическая, гештальтистская, когнитивистская, деятельностная,
бихевиористская, психоаналитическая и т. д.
Культурологическая парадигма. Каждый артефакт произведен и
используется согласно некоторому комплексу культурных образцов, передаваемых из
поколения в поколение. Множественные образцы разных артефактов имеют в своей
основе некие глубинные, ядерные образцы, обозначаемые как прафеномены (О.Шпенглер),
сакральные символы (Э.Дюркгейм), архетипы (К.Юнг), паттерны (А.Кребер), матрицы
(Л.Уайт), базовые оппозиции (К.Леви-Стросс) и т. п. Разные культуры
характеризуются разными системами таких ядерных образцов. Возможности и
ограничения появления новых артефактов задаются именно этими глубинными
системами. Соответственно, историческое развитие артефактов (смена стилей в
широком смысле) определяется
развертыванием потенций глубинных культурных систем, их истощением,
деградацией, разрушением и появлением новых культурных систем.
Социологическая парадигма. Все артефакты производятся, обмениваются,
распределяются, потребляются и уничтожаются в некоторых обществах со своими
социальными структурами и порядками (институтами), отношениями власти,
собственности, престижа, морали и права, взаимодействиями солидарности и
сотрудничества, конкуренции и конфликта, режимами рутинных практик и разовых
стратегий, интеграцией и разделениями по гендерному, возрастному, этническому,
языковому, конфессиональному, профессиональному, образовательному, классовому,
сословному, земляческому и прочим признакам. Развиваются в истории именно
общества, причем, во взаимодействии между собой (в сферах геополитики,
геоэкономики и геокультуры), а также развиваются режимы производства, обмена и
потребления в обществах, фрагментами которых и выступают артефакты. Развитие
последних, таким образом, является только частной стороной целостного развития
обществ и режимов, и может быть объяснено лишь на основе закономерностей
исторической динамики обществ и социальной эволюции в целом. В рамках
социологической парадигмы фокус внимания может быть направлен на индивидов и
взаимодействия «здесь и сейчас», на группы, институты, социальные слои и
поселения, их динамику в среднесрочные периоды, наконец, на общества и
цивилизации и на их долговременные изменения. Соответственно, могут быть
развернуты микросоциологическая, мезосоциологическая и макросоциологическая
парадигмы.
С помощью каждой
парадигмы объясняются, если не все, то значительная часть исторических
изменений артефактов. С предсказательной силой дела обстоят, как известно,
гораздо хуже. При принятии строгих критериев научного объяснения (см. например:
[Гемпель 2000]) многие из объяснений, особенно, культурологические и
психологические, оказываются не настоящими объяснениями, а лишь
интерпретациями, поскольку лишены законов всеобще-условной формы. Несмотря на
все это, смело можно утверждать, что в каждой из представленных парадигм
имеются эмпирически подкрепленные теоретические положения, а это дает
возможность придать статус сущностей денотатам соответствующих ключевых
понятий.
Сходу отвергаем
соблазнительную концепцию несоизмеримости теорий и парадигм. С одной стороны,
она формирует и закрепляет тупик мышления, с другой стороны, известно, что при
достаточно длительной коммуникации, направленной на взаимопонимание между
представителями разных парадигм (теорий, направлений, языков, культурных кодов
и проч.) несоизмеримость обычно в основном преодолевается, а более общие
взгляды воплощаются в последовательностях исторически растущих абстракции и
рефлексии [Коллинз 2002, гл.15].
Новый абстрактный взгляд
на материальные артефакты, объединяющий сущности из, казалось бы, несовместимых
парадигм, должен быть выстроен как некая онтология — идеальный артефакт, также
отвечающий определенным человеческим потребностям и основанный на неких
образцах. Какие же образцы для онтологии являются наиболее релевантными и каким
образом ее строить?
Лучшим наглядным аналогом
онтологии, объединяющей разные парадигмы, представляется атлас географических
карт (тоже материальный артефакт, между прочим), включающий не только
физические и политические карты, но также карты геологические, карты фауны и
флоры, экономические, демографические, языковые, конфессиональные и т. д.
На каждой такой карте изображаются явления различной природы, но все карты
совместимы благодаря инвариантной структуре: очертаниям материков, береговой
линии, крупнейших островов, озер, рек, городов, горных массивов.
Судя по всему, вначале
нужно найти именно такой инвариантный структурный каркас, а затем рассмотреть,
как можно вместить в него разномастные сущности из различных парадигм. В
качестве начального варианта такого каркаса возьмем ранее разработанную
четырехчастную социальную онтологию [Розов 2004].
Четырехчастная социальная онтология:
Поппер, дополненный Гегелем
Среди фундаментальных
онтологий, построенных в XX в., наиболее конструктивной и известной является концепциях
«трех миров» Карла Поппера [Поппер 1983]. Оставляем без изменений его «1-й мир»
— материальный, который можно также назвать биотехносферой.
В нее попадают человеческие организмы, природное живое и неживое окружение
людей, в том числе материальные ресурсы, а также материальная сторона
артефактов (жилье, пища, жилища, оружие, средства передвижения, техника и
технологии, инфраструктура).
Расширяем «2-й мир» Поппера
— мир субъективного опыта, включая в него не только важнейший слой
бессознательных установок и психических механизмов (фреймы, символы, идентичности,
потребности и интересы, стереотипы поведения), а также феномены групповой и
массовой психологии, не сводимые к индивидуальной. Этот расширенный мир естественно
назвать психосферой.
Также расширяем и «3-й
мир» Поппера, который включал у него научные гипотезы, теории, законы, методы
познания и проч. Добавим сюда все остальные культурные образцы, т. е.
объекты, с которыми люди сообразуют свое сознание и поведение, и которые
передаются из поколение в поколение. Это мир получает название культуросферы.
Наконец, добавляем к
общей структуре «миров» Поппера тот, который он по каким-то причинам «не
увидел», но который уже неплохо распознавали Гегель и Маркс, а затем в явном
виде концептуализировали Дюркгейм, Спенсер, Тённис, Вебер, Сорокин и Парсонс.
Речь идет о социальном мире, наполненном позициями (ролями), взаимодействиями,
отношениями, структурами, институтами. Гегель называл эту сферу бытия
«объективным духом», Маркс — «общественным бытием», Дюркгейм — «социальными
фактами». Естественное имя для этого мира — социосфера.
Разумеется, социальная реальность всегда опирается на материальные объекты (в том числе, человеческие организмы),
предполагает психические явления
участников, осуществляется в согласии или противоречии с некими культурными образцами, но отнюдь не
сводится ни к одному из трех предыдущих миров (рис.1).
Рис. 1. Схема
четырехчастной социальной онтологии: основные типы сущностей в каждом «мире» —
сфере бытия.
В рамках этой онтологии
материальные артефакты представляют собой прекрасные образчики гибридных объектов (рис. 2).
Рис. 2. Место
сторон артефактов в разных сферах бытия четырехчастной социальной онтологии.
Та же географическая
карта, книга, стол, швейная машинка, трансокеанский лайнер, сеть железных дорог
и Интернет как сеть компьютеров всегда имеют материальную составляющую в биотехносфере.
Все артефакты созданы прямо
или опосредовано согласно некоторым культурным образцам (например, образцам
создания и чтения чертежей), т. е. принадлежат также культуросфере.
Все они предполагают
некие интенции, намерения создателей, а также способность удовлетворять
потребностям индивидов и групп как носителей психики и сознания. Хоть сами
артефакты и не обладают психикой, но некоей проекцией психосферы они являются.
Наконец, все эти и
остальные артефакты каким-то образом включены в структуры собственности, прав
владения, пользования, передачи; многие предполагают социальные связи
сотрудничества и обмена, некоторые могут быть использованы в отношениях
конкуренции и конфликта, для достижения власти и авторитета, для насилия и т. п.,
а это означает перманентную включенность артефактов в социосферу.
Оставим за скобками
всевозможные сверхъестественные (божественные, мистические, оккультные)
атрибуты, которые не укладываются в соответствующие части культуросферы. Есть
ли какие-либо еще значимые аспекты артефактов, которые не покрываются их
отнесением к данным четырем сферам бытия? Если они и будут обнаружены, то,
скорее всего, это приведет только к расширению и уточнению рамок и свойств уже
названных сфер, но вряд ли понадобится какая-то пятая или шестая.
Онтологическая интерпретация парадигм
Парадигма технологической оптимизации только по видимости относится к
биотехносфере (материальному миру), поскольку регуляция артефактов через
позитивные и негативные свойства всегда основана на неких культурных образцах,
меняющихся потребностях людей как носителей сознания и психики, осуществляется,
как правило, в социальных структурах
инвестирования, проектирования и производства.
Экономическая парадигма однозначно включена в социосферу и отражает важнейшие
аспекты социального соотнесения ценностей артефактов, издержек по их
производству, что выражается в процессах обмена и распределения.
Психологическая парадигма фокусирует внимание на явлениях и процессах психосферы
при проектировании, производстве, потреблении и уничтожении артефактов.
Подобным образом, культурологическая парадигма центрирована
на культуросфере как резервуаре образцов, согласно которым производятся и
потребляются артефакты.
Наконец, социологическая парадигма направлена на
полновесный охват явлений и процессов социосферы, связанных с артефактами. Кроме
отношений собственности и обмена, за которые ответственна более частная (но
более развитая) экономическая парадигма,
значима также роль артефактов в отношениях солидарности, престижа, власти,
насилия и конфликта, в институтах разного рода и т.п.
Что же дает наложение
общей рамки четырехчастной онтологии на наше собрание парадигм исследования
артефактов? Не является ли эта процедура лишь словесным переиначиванием?
Познавательный выигрыш
состоит в использовании ранее на более абстрактном уровне установленных
«каналов связи» между четырьмя сферами бытия (рис.3). Все они связаны между
собой взаимными влияниями через совместное участие разнородных сущностей в
общих процессах. Это и дает возможность придать нашей онтологии артефактов
полипарадигмальный статус.
Рис. 3. Схема взаимодействий
в четырехчастной социальной онтологии. Стрелками показаны основные «каналы
связи» между мирами — сферами бытия.
Социосфера воздействует на психосферу. Так, при воспитании, включении
представителей новых поколений в окружение семьи, школы, сверстников происходят
известные процессы социализации, основу которой составляет интериоризация (переход
извне внутрь) социальных структур, соответствующее принятие индивидами позиций,
ролей, идентичностей и проч. Со всем своим арсеналом психических структур они,
в свою очередь, участвуют в социальных взаимодействиях и таким образом психосфера воздействует на социосферу.
При
воспитании также происходят процессы аккультурации — переноса извне внутрь
образцов, имеющиеся в старших поколениях и артефактах (книгах, предметах
искусства и проч.), т.е. культуросфера
воздействует на психосферу. Образцы не остаются неизменными, поскольку новые
поколения индивидов заимствуют и преобразуют их, создают новые, некоторые из
которых проходят строгий отбор при смене поколений и также получают статус
культурных образцов: психосфера
воздействует на культуросферу.
Вполне
очевидны преобразование материального окружения согласно потребностям и
мотивам, удовлетворение их со стороны этого окружения (взаимодействия между психосферой и биотехносферой).
Менее
очевидны процессы преобразования материального окружения согласно структурам
собственности и власти (воздействие
социосферы на материальный мир), а также эффекты доступа разных социальных
позиций к материальным ресурсам (воздействие
структур материального мира на социосферу).
Люди
обычно изменяют свое материальное окружение согласно определенным образцам,
причем, центральную роль в этом играет материальное производство (воздействие культуросферы на
биотехносферу). Сами культурные образцы всегда имеют материальные носители,
обычно поддающиеся разрушению (от памятников архитектуры и книг до магнитных
носителей), что дает значимые эффекты, прежде всего, побуждая к функциям
переизданий, реконструкций, особых институтов хранения в библиотеках и музеях
и т. п. (биотехносфера
воздействует на культуросферу и социосферу).
Следует отметить
отсутствие в данной онтологической модели прямых связей между культуросферой и
социосферой (в противоречии с обычной связкой «социокультурное»). Это сделано
намеренно, чтобы подчеркнуть, что «мимо людей», обладающих психикой и сознанием
(как элементов психосферы), нет никаких невидимых прямых процессов между
культурными образцами и структурами социальных взаимодействий. Только через
ситуации «здесь и сейчас» с участием индивидов и групп происходят взаимовлияния
между социальным и культурным, причем, к более детальному анализу этих ситуаций
мы еще обратимся.
Итак, если сами по себе
парадигмы казались несоизмеримыми, то теперь эти крайне разнородные взгляды на
артефакты и на их развитие оказываются включены в единый концептуальный каркас
динамического взаимодействия между элементами разных сфер бытия.
По понятным причинам
главный исследовательский, равно как и досужий, и прагматический, интерес
вызывает этап изобретения, проектирования, создания первых опытных образцов
артефакта. От чего зависит скорость и количество новых изобретений, новых
продуктов? Можно ли предугадать будущие изобретения и их сроки? В какие сферы
проектирования новых артефактов целесообразно вкладывать средства? При каких
условиях процессы изобретения, создания новых продуктов наиболее успешны?
Никакая онтология на такие
вопросы не даст сколько-нибудь нетривиальных ответов. Такие ответы могут быть
получены только в эмпирическом, сравнительно-историческом исследовании (см.
ниже). Онтология при этом служит в качестве общего априорного категориального
каркаса, позволяющего ставить хорошие вопросы, выдвигать, упорядочивать гипотезы
о причинных факторах и интерпретировать результаты.
Особенность
представленной полипарадигмальной онтологии состоит в том, что она не оставляет
места для конечных константных причин, характерных для каждой из объединяемых
парадигм. Таковыми были позитивные
свойства и эффективность в
парадигме технологической оптимизации, выгода
— в экономической парадигме, установки,
мотивы и потребности — в психологической, ядерные культурные образцы (архетипы) — в культурологической.
В социологической
парадигме ученые так и не договорились о том, что первично: институты,
практики, установки, фреймы, ценности, правила или роли. Отсутствие консенсуса
делает эту парадигму не ущербной, а напротив, более гибкой и выигрышной. Более
того, благодаря этой гибкости и учету динамической взаимозависимости между
разными компонентами, именно социологическая парадигма может претендовать с
наибольшими шансами на успех на роль базовой концептуальной платформы для всей
социальной онтологии, в том числе, онтологии артефактов.
Бытование артефактов:
роль ритуалов и эмоций, институтов и символов
Представим в
подтверждение вышесказанного эскизную концепцию бытования артефактов, под
которым имеется в виду их погруженность и функционирование в ситуациях «здесь и
сейчас», причем, на всех основных этапах жизненного цикла.
Возьмем за основу теорию интерактивных ритуалов (традиция
Э.Дюркгейма, И.Гофмана, В.Уарнера и Р.Коллинза. Речь пойдет не о ритуалах как
пустых, формальных церемониях, в которых люди участвуют поневоле, и которые их
никак эмоционально не затрагивают, разве что раздражают. Речь пойдет только о
значимых для участников интерактивных
ритуалах — всех эмоционально
внушительных взаимодействиях между индивидами в ситуациях «здесь и сейчас», в результате которых меняются или
подкрепляются установки сознания, идентичности и поведенческие стереотипы участников
[Гофман 2004; Коллинз 2002, гл.1; Collins 2004].
Наряду с первичными ритуалами (эмоционально
насыщенными столкновениями двух или более индивидов), также выделяются вторичные ритуалы (последующие
обсуждения таких столкновений или совместное планирование будущих) и третичные
ритуалы (индивидуальные переживания прежних, воображаемых или будущих
столкновений и обсуждений) [Коллинз 2002, гл.1].
Главный тезис концепции
бытования и развития артефактов состоит в том, что проектирование, создание,
обмен и обретение, потребление и даже целенаправленное разрушение (утилизация)
артефактов происходят в интерактивных ритуалах разных типов. Более того, одним
из главных предназначений множества артефактов, т. е. ситуация их
использования, потребления, состоит в их прямом
или косвенном участии в проведении вполне определенных типовых ритуалов. Так,
предметы интерьера, домашняя техника и утварь имеют не только прямое
функциональное значение (люстра светит, холодильник охлаждает, из бокалов пьют
и т. д.), но также в большей или меньшей мере удовлетворяют хозяев в
их повседневных ритуалах с неявной мыслью «мы здесь живем», а также (что бывает
еще важнее) — в ритуалах приема гостей. Престижная значимость автомобильных
марок, одежды, духов хорошо известна, и умелые рекламщики неизменно создают в
своих роликах именно ситуации эмоционально насыщенных ритуалов (семейного
счастья, эротического соблазнения, заботы о малыше, захватывающего путешествия
и т. п.) с фокусировкой участия в них рекламируемого артефакта.
Как показал Р.Коллинз,
«общим знаменателем» в ритуалах выступают эмоции
[Collins 2004: 102-140]. «Позитивные свойства» артефакта, его
«потребительная стоимость», «принятие на основе культурных образцов»,
«удовлетворение потребности» с его помощью — все это выражается в притоке (при
успешном ритуале) или оттоке (при неуспешном, фрустрирующем ритуале) эмоциональной энергии участников как обобщающего понятия для чувств и
состояний воодушевления, энтузиазма, моральной силы, ощущения своей правоты,
гордости.
Динамика эмоциональной
энергии зависит от множества факторов, начиная от простой функциональной
пригодности артефакта, степени его
прочности и долговечности (поломка автомобиля или холодильника — всегда
фрустрация) и кончая реакциями окружающих людей, неосознанными сравнениями
(«как шикарно обставлен дом у них и как утло у нас» или наоборот). Именно
стремления восстановить, поднять уровень
эмоциональной энергии вкупе с воспринимаемыми образцами от референтных групп
(престижных журналов, каталогов и проч.) создают «желания» и «потребности»,
которые потом воплощаются стремлении к приобретению, соответственно, в
экономическом спросе на тот или иной тип артефакта.
Тип ритуалов, частью
антуража которых является артефакт, является главным, но не конечным
объяснительным принципом. Ритуалы не происходят полностью хаотично и
непредсказуемо. Однородные серии ритуалов характерны для определенных типов
сообществ, социальных слоев и институтов. Более того, именно эти сообщества,
слои и институты являются главными держателями символов (святынь, ценностей, нравственных, религиозных,
интеллектуальных, эстетических образцов), которые обычно незримо присутствуют в
интерактивных ритуалах. Отчасти эти символы передаются из поколения в поколение
и имеют, таким образом, статус культурных образцов (см. выше). Однако многие
символы «выковываются» в самих ритуалах сообществ и институтов. В любом случае
они играют роль внутренней платформы для оценки происходящего и окружающего, в
том числе, артефактов. Таким образом, наша концепция бытования артефактов может
быть названа ритуально-институциональной.
Условия бурного роста новых
артефактов
Сама четырехчастная
онтология (как, впрочем, и все остальные онтологии) является статичной
структурой, однако выстроенная на ее основе ритуально-институциональная
концепция уже может включать динамику. Бурное появление новых артефактов (взлет
изобретательства) происходит при сочетании (констелляции) множества разнородных
обстоятельств, среди которых ключевыми представляются:
· появление новых социальных групп и
слоев, стремящихся утвердить свой престиж и влияние в новых типах ритуалов, и
готовых поддерживать (оплачивать) поставщиков составляющих этих ритуалов, что и
создает спрос на изобретение новых артефактов;
· наличие конкурирующих творческих
центров и пересечение ранее автономных творческих сетей дают изрядное
количество мастеров, мастерских (конструкторских бюро, инновационных центров и
проч.), способных соединять ранее отдельные технические в широком смысле и
эстетические идеи (образцы), что и обеспечивает предложение новых артефактов
для престижных ритуальных действ новых социальных групп и слоев;
· в этих творческих сетях и центрах
имеются «заделы» — накопления ранее нереализованных замыслов, заготовок,
исходных материалов и проч., кроме того, наличествуют обширные объективные
возможности новых продуктивных сочетаний имеющихся в сетях идей;
· благодаря неким (пока загадочным,
вероятно, сетевым, рыночным, социально-политическим, геополитическим и
геоэкономическим) макропроцессам не происходит стагнации в распределении
ресурсных потоков, сохраняется высокая вертикальная мобильность, продолжаются
процессы творческой конкуренции и пересечений творческих сетей, обнаружение
новых возможностей и сочетаний, что сохраняет действенность вышеуказанных
обстоятельств.
Возьмем такие разные,
казалось бы несравнимые, периоды резкого роста различных типов артефактов, как массовое
появление «древностей» (скульптур и рукописей) в городах Северной Италии XIV-XVI вв., взлет голландской живописи,
разнообразных механических устройств в Европе XVII-XVIII вв., расцвет архитектуры, живописи,
музыки стилей классицизма и барокко во Франции, Австрии, Германии XVIII-XIX вв., взрыв массового производства автомобилей,
начавшийся в США 1920-х гг. и продолжающийся по всему миру по сию пору,
наконец, современная волна новых электронных продуктов от видеомагнитофонов и
компьютеров до карманных метеостанций.
Читателю предоставляется
возможность сопоставить каждый из этих случаев с представленными выше
обстоятельствами и обнаружить существенное морфологическое сходство по этим
признакам, несмотря на бездну очевидных различий.
Сфера будущего роста новых артефактов:
попытка предсказания
Попробуем на этой основе
и с учетом современных реалий сделать некое предсказание относительно области
особенно бурного роста изобретений и появления новых артефактов. Как известно,
продолжаются процессы урбанизации, а в результате глобализации и технологических
заимствований мир стремительно унифицируется, что особенно наглядно видно по
одинаковым аэропортам, центрам мегаполисов, крупным стадионам, концертным залам
и, особенно, супермаркетам.
Как всегда было раньше,
остается теперь и, без сомнений, сохранится на будущее: престижным и
привлекательным будет все редкое, дефицитное, экзотичное, труднодоступное.
Чем дальше, тем больше в
этой роли будут выступать оставшиеся кусочки дикой природы. Они и будут
привлекать людей, как туристов, путешественников, так и желающих здесь
поселиться, причем, с минимальными потерями в комфорте и общении с себе
подобными. Современные технологические возможности в строительстве, транспорте,
связи, электронике соединятся с неизбежно растущим спросом на «жизнь, отдых и
путешествия среди прекрасной дикой природы без потери безопасности, комфорта и
социальных связей» и дадут новую мощную волну артефактов.
Условия появления новых артефактов:
эскиз исследовательской программы
В зависимости от разных
исследовательских задач представленные онтология и ритуальная концепция могут
быть развернуты в самых различных направлениях. Допустим, нас интересуют
поставленные выше вопросы об условиях и причинах периодов особенно бурных
изобретений артефактов. В таком случае выстраивается следующая примерная
программа теоретико-эмпирических исследований, которая включает несколько
последовательных этапов[4].
Следует
выбрать класс артефактов и поставить задачу раскрытия причин (условий,
факторов, механизмов, закономерностей) роста числа изобретений в этой области.
Даже если уже принята некоторая онтология, парадигма, дебютная модель, все
равно полезно зафиксировать основания, по которым альтернативные парадигмы
отвергаются (ведь потом к ним, возможно, придется вернуться). Эти процедуры
составляют т. н. проблематизацию
и реструктуризацию теоретического поля.
Интересующее явление раскрывается (эксплицируется) как один
или несколько экспланандумов (объясняемых
переменных). В качестве экспланандума можно взять количество сделанных в одном
обществе (провинции, городе) изобретений, попавших в основные справочные
издания, за пять, десять или пятьдесят лет. Нужно также представить в общем
виде те структурные компоненты,
свойствами которых являются выделенные экспланандумы. Вероятно, сюда попадут
такие образования как мастерские, цеха, конструкторские бюро, творческие сети и
т.д. Далее совершается ряд челночных движений от знакомства с литературой по
наиболее ярким и изученным случаям резкого роста числа изобретений, появления
новых типов артефактов к разработке перечня гипотетических
экспланансов (факторов, определяющих динамику экспланандума), а также их
операционализации.
Откуда же берутся экспланансы? Каждая теоретическая концепция
относительно интересующего явления прямо переформулируется в один или более
экспланансов. Каждое объяснение единичного явления, почерпнутое из исторической
литературы, подвергается обобщению и превращается в эксплананс. Представленная
выше ритуально-институциональная концепция также должна быть развернута в объектную
модель — общий механизм, лежащий в основе динамики интересующего явления.
Особый интерес представляют изменения в институтах, ритуалах, соответствующих
потребностей со стороны потребителей новых изобретений, а также изменения в
кружках, творческих сетях самих изобретателей, тех, кто их поддерживает и
обеспечивает их материальную основу.
Далее проводится логико-эвристический анализ:
систематическое сравнение исторических случаев резкого роста числа и скорости
изобретений новых артефактов с целью выявления набора релевантных экспланансов
такого их сочетания, которое позволяет объяснить этот рост. Данный этап обеспечен
целым корпусом логических приемов и средств (бинаризация и операционализация,
индуктивные методы Бэкона-Милля, INUS-условие, аппарат булевой алгебры, построение дискретных
моделей и др. [Розов 2002, гл.6; Розов 2009]).
Предположительно главную
роль будут играть индуктивные методы Бэкона-Милля, особенно, метод
единственного сходства и метода единственного различия. Согласно первому методу
следует обобщить условия наиболее продуктивных периодов изобретений и создания
новых типов артефактов для обширного и разнородного набора исторических
случаев. Во втором методе попарно сравниваются случаи, сходные по большинству
параметров (например, соседние города или провинции, близкие периоды одной и
той же социальной целостности), но крайне различные в отношении к
изобретательству и созданию новых типов артефактов.
На следующем этапе проводится содержательный анализ отдельных исторических случаев с целью
построения, уточнения объектной модели, корректировки выявленных на предыдущем
этапе закономерностей. Затем осуществляется качественная проверка полученных гипотез через целенаправленный поиск аномалий — случаев с нарушениями этих
гипотез, их преодолению, как правило, через понятийное обогащение концепции и
соответствующую корректировку гипотез. Прошедшие такую проверку
(фальсифицируемые, но не фальсифированные на генеральной совокупности случаев)
гипотезы получают статус законов, в данном случае — законов, объясняющих резкий рост новых типов артефактов.
Итак, представленные полипарадигмальная онтология артефактов
и эскизная ритуально-институциональная концепция бытования и развития
артефактов открывают многообещающие перспективы дальнейших эмпирических и
теоретических исследований.
Литература
Вартофский 1988 — Вартофский М. Модели: репрезентация
и научное понимание. М.: 1988.
Гемпель 2000 — Гемпель К. Функция общих законов в
истории (Первоначально опубликовано в
Гофман 2004
— Гофман И. Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта. М.:
Институт социологии РАН, Институт Фонда «Общественное мнение», 2004.
Коллинз 2002 — Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский Хронограф, 2002.
Коул 1997 — Коул М.. Культурно-историческая психология.
М.: Когито-центр, 1997.
Поппер
1983 — Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.
Розов
2002 — Розов Н.С. Философия и теория истории. Кн. 1. Пролегомены.- М., 2002.
Электронный ресурс: http://www.nsu.ru/filf/rozov/publ/fti/.
Розов 2004 — Розов Н.С. Онтология научного
знания: можно ли пройти между Сциллой Платонизма и Харибдой социологизма?
// Вестник НГУ, Серия Философия и право. 2004, Том 2, вып. 1. С.5-17.
Розов 2009 — Розов Н.С. Историческая
макросоциология: Методология и методы. Новосибирск: НГУ, 2009.
Уайт 1996 — Работы Л.А.Уайта по культурологии.
(Сборник переводов). М.: ИНИОН РАН. 1996.
Collins 2004 — Collins R.
Interaction Ritual Chains. Princeton & Oxford.
Fuchs 2001 — Fuchs S. Against
Essentialism. A Theory of Culture ad Society.
Luhman 1995 — Luhman N. Social
Systems.